Стивен Кинг - Легенды

— Нет, мне не хотелось бы, чтобы все думали, будто я что-то порчу, — всполошилась бабаня. Она со вздохом поднялась. — Пойду домой...

— Нет, не пойдешь! — Взбешенная маманя Огг толкнула подругу обратно на стул. — А ты, Берил Развейли, ты-то что думаешь? А ты, Летти Паркин?

— Все они... — начала Летиция.

— Я не с вами разговариваю!

Ведьмы, столпившиеся позади госпожи Мак-Рицы, прятали глаза.

— Да нет, не в том дело... я хочу сказать, мы не думаем... — неловко начала Берил. — То есть... я всегда очень уважала... но... ну... короче, это ради общего блага...

Голос ее звучал все тише и наконец замер. Летиция торжествовала.

— М-да? Тогда мы, пожалуй, и впрямь пойдем, — скривилась маманя. — Не нравится мне здешнее общество. — Она огляделась. — Агнес! А ну-ка помоги мне отвести баба-ню домой...

— Честное слово, не надо... — начала бабаня, но маманя с Агнес подхватили ее под руки и бережно, но решительно повлекли сквозь толпу. Народ перед ними расступался, а потом поворачивался и смотрел им вслед.

— Вероятно, в сложившихся обстоятельствах это лучший выход, — подвела итоги Летиция.

Кое-кто из ведьм избегал смотреть ей в лицо.

Весь пол бабаниной кухни был усеян лоскутками. С края стола капал загустевший джем, образуя каменно-неподвижный холмик. Таз для варки варенья отмокал в каменной раковине, хотя было ясно, что железо проржавеет быстрее, чем варенье размякнет.

Рядом выстроились в шеренгу пустые банки из-под маринадов.

Бабаня села и сложила руки на коленях.

— Хочешь чаю, Эсме? — спросила маманя Огг.

— Нет, голубушка, спасибо. Возвращайся на Испытания. Обо мне не беспокойся, — сказала бабаня.

— Точно?

— Я тихонько посижу тут, и все. Не тревожься.

— Я обратно не пойду! — свистящим шепотом сказала Агнес, когда они вышли из избушки. — Мне не нравится, как Летиция улыбается...

— Однажды ты сказала, что тебе не нравится, как Эсме хмурит брови, — напомнила маманя.

— Да, но когда хмурят брови , сразу понятно, чего ждать. А... вы ведь не думаете, что она выдыхается, правда?

— Если и так, никто никогда об этом не пронюхает, — сказала маманя. — Нет, ты вернешься вместе со мной. Она наверняка что-то задумала. — «Ах, кабы знать что, — подумала она. — Не знаю, можно ли еще ждать».

Они еще не дошли до поля, когда маманя ощутила нарастающее напряжение. Конечно, напряжение возникало всегда, Испытания есть Испытания, но у этого был какой-то неприятный кислый привкус. Аттракционы еще работали, однако деревенские жители уже расходились по домам, напуганные предчувствиями, которые не поддавались определению, но тем не менее вполне определенно пронимали до печенок. Что же касается ведьм, те походили на персонажей фильма ужасов за две минуты до развязки, когда уже известно, что сейчас чудовище сделает роковой прыжок, и неясно лишь, за которой оно дверью.

Участницы обступили Летицию. До мамани долетали голоса — разговор шел на повышенных тонах. Она толкнула в бок знакомую ведьму, уныло наблюдавшую за происходящим.

— Винни, что там такое?

— A-а, Рина Козырь наколдовала свиное ухо, и ее подружки заявили, будто ей положена вторая попытка, потому как она вся на нервах.

— Досадно.

— А Меггера Джонсон убежала — напортачила с погодным заклинанием.

— Что, увязла в собственном облаке?

А у меня все из рук валилось. Тебе стоит попытать счастья, Гита.

— Да я за призами не гонюсь, Винни, ты же знаешь. Мне выступать нравится.

Винни косо глянула на маманю и хмыкнула:

— Ты всегда так правдоподобно врешь.

К ним торопливо подошла кума Бивис.

— Давай, Гита, — велела она. — Уж постарайся, ладно? Пока что опасаться стоит только тетки Сплетти с ее лягушкой-свистуньей, но та жутко врет мелодию. Бедняжка вся — комок нервов.

Маманя Огг пожала плечами и вышла на огороженную веревками площадку. Где-то поодаль с кем-то случилась истерика. Сквозь рыдания и икоту изредка пробивалось озабоченное посвистывание.

В отличие от магии колдунов магия ведьм обычно не требует больших затрат чистой волшебной силы. Разница та же, что между молотом и рычагом: ведьмы, как правило, стараются отыскать ту точку, незначительное воздействие на которую приносит значительный результат. Чтобы вызвать лавину, можно либо сотрясти гору, либо уронить снежинку на правильно выбранное место.

В этом году маманя, не особенно утруждаясь, готовила к показу Соломенного Человека. Для нее это был идеальный номер: забавный, с намеком и вовсе не такой трудный, как можно было подумать. Он давал понять, что маманя намерена участвовать в состязаниях, но вряд ли мог принести лавры победительницы.

Проклятие! Она так рассчитывала, что эта лягушка ее обскачет! Летними вечерами маманя не раз слышала, как она красиво насвистывает...

Маманя сосредоточилась.

Солома с шорохом поползла по стерне. Требовалось лишь умело пользоваться ветерками, гулявшими по полю, позволяя им дуть то в одну, то в другую сторону, подниматься по спирали и...

Маманя попыталась унять дрожь в руках. Она проделывала этот фокус тысячу раз и теперь могла навязать из проклятой соломы морских узлов. Но перед глазами стояло лицо Эсме Громс-Хмурри, сидящей у чана, и ее недоуменный, затравленный взгляд, обращенный к подруге, готовой в тот миг на убийство...

Мамане удалось должным образом слепить ноги и наметить руки и голову. Зрители захлопали. Но не успела маманя сосредоточиться на первом шаге своего человечка, как какой-то бродячий сквознячок закружил фигуру и рассыпал по земле охапками бесполезной соломы.

Лихорадочно жестикулируя, маманя попыталась поднять свое творение. Соломенный затрепыхался, запутался в руках и ногах и затих.

Вновь зазвучавшие аплодисменты были жидкими и тревожными.

— Прошу прощения... что-то я нынче не в форме, — пробормотала маманя, покидая поле.

Судьи собрались для совещания.

— По-моему, лягушка выступила вполне прилично,— заметила маманя громче, чем требовалось.

Ветер, только что доказавший свою строптивость, задул резче. Сумерки духа, если можно так выразиться, усугубила подлинная мгла.

На дальнем краю поля темнел высокий силуэт будущего костра. Никому пока еще не хватило духу разжечь огонь. Почти все не-ведьмы удалились восвояси. День давно утратил всякую прелесть.

Судейский кружок рассыпался, и к встревоженной толпе вышла улыбающаяся госпожа Мак-Рица. Только уголки губ у нее словно приморозило.

— Ах, если бы вы знали, как нелегко далось нам решение, — бодро заговорила она. — Но как чудесно все повернулось! Поверьте, нам чрезвычайно трудно было сделать выбор...

«Между мной и лягушкой, которая посеяла свисток и застряла лапой в банджо», — фыркнула про себя маманя и покосилась на сестриц-ведьм. Некоторых она знала уже лет по шестьдесят. Имей маманя Огг привычку читать, сейчас она читала бы по лицам коллег, как по книге.