Тимофей Печёрин - Изгои Таэраны

Вспомнить хотя бы историю с той облавой на Ирайу. Последней. Она провалилась в том числе и потому, что ваши люди не имели должной защиты. Чародейские возможности той девчонки оказались недооцененными… догадайтесь, уважаемый коллега, по чьей вине? Но Ольгерд вовремя подсуетился… помните: весь этот фарс с давлением на бургомистра и его устранением?

А в итоге он выглядел как спаситель. Как защитник интересов Ордена. После чего сам, как бы между делом засчитал попытку остановить Ирайу неудачной. И вроде как с полным основанием обратился к запасному плану: с кражей Сердца и попыткой его вывоза.

Только… что касается «личных интересов», то здесь я бы с вами не согласилась. Поверьте: я изучала историю нашего мира — да не по легендам для простаков, а по серьезным трактатам. И знаю, о чем говорю: никогда ни одна грандиозная затея не была устроена в угоду лишь одному-единственному человеку… Равно как и эльфу, гному или орку. Даже захватнические походы, завоевания — что большинство привыкло связывать только с личностью очередного великого полководца.

Поэтому я уверена: за всей этой суетой вокруг Сердца Таэраны, за поступками Ольгерда, странными и даже вредными — за всем этим обязательно кто-то стоит. Должен стоять. Какая-то посторонняя сила… которая едва ли дружелюбно настроена что к Ордену, что к миру в целом. А наш почтенный Магистр может оказаться просто исполнителем чужой воли. Куклой. Слепым орудием.

— Слепым, — хмыкнул Томас, — но зато уж каким полезным…

— Это точно, — охотно согласилась Долабелла, — просто находка… для кого-то.

Теперь насчет «действовать сообща». У вас есть какой-нибудь план, стратег Томас? Если вы намерены просто отправить предателя в Изначальную Бездну, то смею вас уверить: ни в чем полезной я тогда быть не смогу. Я уже молчу о том, как вся остальная Коллегия воспримет гибель Магистра. Гибель от ваших рук, стратег.

— Отправить в Бездну? — переспросил Томас не без иронии, — нет, что вы… У меня другое предложение. Вывести Ольгерда на чистую воду. Разоблачить его затею.

Долабелла улыбнулась. Причем не деланно, как на балах и тому подобных собраниях, а с искренним выражением радости. Так, например, мать могла порадоваться за непутевого сына, наконец-то принесшего домой свои первые заработанные деньги.

«Интрига? Мне это нравится!» — говорил ее взгляд.

— Что ж, неплохая идея, — молвила хозяйка вслух, — разоблачение… Полагаю, мы могли бы подумать об этом вместе. Не говоря уже про участие… И все-таки, коллега, я не думаю, что вам стоит по каждому поводу приходить ко мне лично.

— А как же? — не понял Томас.

Вместо ответа леди Долабелла поднялась с кресла и прошла к одному из шкафов. Открыв его и хорошенько осмотрев, она достала из его недр небольшой перстень с камнем неопределенного цвета. Точнее сказать, цвет менялся при каждом движении этого камня.

— Вот, — Долабелла протянула перстень Томасу, — хорошая вещица. Пока вы носите его на пальце, я буду слышать то же, что и вы. Ну а у меня уже есть такая… И я надеюсь, что с этими перстнями нам будет гораздо легче.

— Надеюсь, — повторил Томас, беря перстень чуть дрогнувшей рукой, — это ведь… магия?

— Верно, коллега. Прямо из Рах-Наваза.

Кагар неподвижно сидел на поляне, привалившись спиной к стволу дерева. Со стороны могло показаться, что старый орк дремлет… или зачем-то смотрит в одну точку. Но оба предположения не содержали ни крупицы правды: на самом деле Кагара даже вовсе не было там, где его могли ненароком увидеть.

Противоречие? На самом деле нет — ибо на поляне, привалившись к дереву, сидело лишь тело, лишь оболочка старика-шамана. В то время как его дух витал далеко-далеко отсюда. Так далеко, что обычные мирские мерки здесь теряли смысл. Старый орк в очередной раз решил навестить Страну Духов — и ни одна живая душа не посмела бы беспокоить его в такой момент.

Все-таки сколь же удивительным было общество орков — и удивительным как раз в своих противоречиях! Зиждущееся на преклонении перед грубой, звериной и плотской силой; на жестком и глумливом презрении к слабым, оно виделось всем прочим народам Таэраны как сборище грязных дикарей. И в то же время в этом сборище находилось место и для других орков: для тех, кто ценил свою душу выше бренного тела, а опыт и знание — важнее сиюминутной жажды.

Да, среди орков считалось даже не почетным, а просто… нормальным и правильным быть воином — по крайней мере, среди орков-мужчин. Сам жизненный опыт орка измерялся числом убитых врагов и ценностью награбленного добра. Женщины в орочьих племенах находились на положении чуть выше, чем скот или вещь; работа же так и вовсе считалась позорным и грязным делом. Ее полагалось взваливать на самых слабых и не боевитых орков; ну и еще на пленников.

Но вот что удивительно: если иной слабак, сроду не державший боевого топора, внезапно обнаруживал в себе дар, недоступный другим — отношение к нему менялось столь резко, сколь же и разительно. До такой степени, что если б даже не Кагар, а самый плохонький шаман вошел в дом к любому из соплеменников; если бы сел у его очага и вздумал отведать от его трапезы — никто бы и не подумал возражать, а тем паче прогонять такого гостя. Ибо известно каждому: даже плохонький шаман способен превратить жизнь обидчика в долгую беспросветную пытку.

А уж Кагар… о, он был не просто шаманом; его можно было назвать Шаманом с большой буквы — будь у орков своя письменность. Сравнивать Кагара с подавляющим большинством собратьев по ремеслу было бы столь же нелепо, как равнять, например, человека-художника с маляром, а рах-навазского мага — с деревенским колдунишкой.

Достаточно сказать, что Кагар стал уже постоянным гостем в Стране Духов — там, где чуть ли не всех остальных шаманов пускали разве что на порог. И умения его в глазах других орков граничили с всемогуществом. Если простой шаман мог лишь предвидеть погоду — то Кагар был способен по собственной воле насылать стихийные бедствия. Или отводить оные: в зависимости от надобностей, своих или племени.

Простой шаман кое-как толковал сны и обладал властью лишь над мертвыми вещами — наполняя их силой и превращая в амулеты. Кагар же через Страну Духов умел видеть будущее и прошлое; не хуже эльфийской провидицы он знал и ощущал то же, что чувствуют и знают деревья, трава и камни. А еще он понимал язык зверей… да не просто понимал, а умел общаться с ними… причем даже не на равных, а свысока. И именно это, последнее, умение стало основой могущества кагарова племени.

Его имя с орочьего языка переводилось как «волк» и дано было Кагару отнюдь не от рождения. Дело в том, что когда-то в юности будущий шаман заблудился в лесу и провел там больше десяти лун. За это время он не только не погиб и не попал на обед к лесным тварям — о, щуплый болезный подросток сумел вернуться к родному стойбищу живым и здоровым. А также в сопровождении своего нового друга: огромного черного волка величиной чуть ли не с корову.