Кристофер Сташефф - Чародей поневоле

— Прошу прощения, святой отец…

— А? — Отец Эл вздрогнул, обернулся и увидел, что у него за спиной стоит явно нервничающий мужчина.— О, извините, извините! Я и не подумал, что мешаю…

— Все в порядке, святой отец, ничего страшного,— отозвался незнакомец с улыбкой, нисколько не сочетавшейся с его словами.

Отец Эл торопливо сложил распечатку втрое и зашагал к зоне посадки.

Усевшись в мягкое кресло, он снова развернул распечатку. Поразительно, чего только не хранилось в анналах межзвездного справочного бюро! Перед отцом Элом предстала подробнейшая биография человека, которого уже более тысячи лет не было в живых, а составлена она была не иначе как в день его смерти. Так… так… Он запатентовал пять солидных изобретений, затем основал собственную научно-исследовательскую фирму… Странно — и с тех пор больше ничего не патентовал. Может быть, отдавал свои изобретения на откуп тем, кто ведал руководством компанией, и те патентовали их под своими именами? Это уж получалось как-то невероятно щедро. Но, может быть, ему просто не было дела до того, каким образом работает компания и чем вообще занимается… Судя по всему, он с головой ушел в…

— Начинается посадка на лунный шаттл!

Проклятье! Вот так всегда — на самом интересном месте! Отец Эл встал, снова сложил распечатку и поспешил к длинной-предлинной очереди на посадку. Шаттл отбывал каждый час, но каждый пассажир, улетающий из Европы на любую из планет Солнечной системы и даже в другую звездную систему, должен был неминуемо проследовать через Луну. Всего лишь полпроцента населения Терры когда-либо покидали родную планету, но из половины процента от десяти миллиардов получаются очень длинные очереди.

Наконец все пассажиры сгрудились на посадочном трапе и двери за ними закрылись. Никакого ощущения движения не воспоследовало, а тишайший гул моторов заглушали даже негромкие разговоры, но отец Эл точно знал, что трап уже вовсю катится, пересекая милю за милей пластикритового покрытия, в направлении шаттла.

Но вот наконец открылись передние двери, и пассажиры друг за другом потянулись внутрь шаттла. Отец Эл плюхнулся в удобное кресло, защелкнул пряжки пристяжного ремня на внушительном животике и, испустив блаженный вздох, вернулся к прерванному чтению.

Явно подустав от изобретения устройств, способных совершить переворот в технике, Мак Аран переключился на поиски кладов. Он обнаружил массу сокровищ, которые уже многие столетия считались безвозвратно утерянными. Самой впечатляющей из его находок была сокровищница короля Иоанна, но указывалось также и на обнаружение крупных кладов времен расцвета города

Ур, то бишь около двух тысяч лет до Рождества Христова. Эти занятия, что вполне естественно, заставили Мак Арана заинтересоваться археологией, с одной стороны, и финансовой стороной вопроса — с другой. Видимо, таковой синтез увлечений пошел ему на пользу, и из жизни он ушел весьма и весьма состоятельным человеком.

Все это, на взгляд отца Эла, выглядело очень впечатляюще, но вроде бы не имело ровным счетом никакого отношения к магии. Как, интересно, этот человек мог безошибочно признать в ком-то чародея — даже в те времена? Отец Эл изучал историю со всей скрупулезностью и все же ни разу в жизни лично не повстречался с тем, кого мог бы назвать настоящим волшебником. Все, кто попадался на его жизненном пути, оказывались либо шарлатанами, либо эсперами, и в любом случае — несчастными, заблудшими душами. Конечно, в самые незапамятные времена могли существовать колдуны, орудия дьявола. А противостояли им, несомненно, святые. Но хотя в существовании святых отец Эл ни малейших сомнений не испытывал, он сильно сомневался в том, что когда-либо на свете существовали люди, по-настоящему владевшие черной магией. Если бы они существовали — следовательно, у дьявола явно не было никакого опыта в бизнесе. Но чтобы магия, колдовство существовали, не черпая силы ни у Бога, ни у дьявола? Невероятно. Для такого должен был бы потребоваться эспер, медиум, обладавший некоей безымянной силой, которая позволяла бы ему нарушать законы природы — нарушать всего лишь в силу своего желания. А уж это была полная чепуха и дребедень из детских сказочек. Ни наука, ни религия не допускали даже такой возможности. Не существовало в прочной стене здравого смысла ни единой, самой крошечной щелочки, сквозь которую могла бы просочиться такая сила.

Но конечно, все это столь дивным образом выглядело в фантазиях. Если бы хоть один такой чародей существовал бы на самом деле, эта самая стена здравого смысла рухнула разом, как миленькая, и кто знает, какие прекрасные, сияющие дворцы были бы воздвигнуты на ее руинах?

— Дамы и господа,— обратился к пассажирам «консервированный» голос невидимой бортпроводницы,— наш корабль производит взлет.

Отец Эл сложил распечатку в несколько раз, надежно упрятал в нагрудный карман и прижался носом к иллюминатору. Сколько бы раз он ни отправлялся в полеты — всякий раз ему это зрелище казалось новым, неизведанным, сказочным: то, как съеживается, отдаляясь, космопорт, а потом становится крошечным весь город, а затем — и его окрестности, а потом земля простиралась внизу, словно нанесенная на карту, и снова удалялась и удалялась… и в конце концов Европа представала как бы лежащей на дне глубокой чаши. Так все выглядело при совершении тривиальных баллистических полетов с одного полушария на другое. Но отцу Элу довелось несколько раз выбираться и за пределы Земли, и тогда зрелище получалось еще более фантастическим: казалось, будто бы эта самая глубокая чаша, удаляясь и уменьшаясь, как бы переворачивается и превращается в купол, и потом все небо заполняла огромная полусфера, и она уже находилась не внизу, а рядом, и материки проглядывали сквозь клубящиеся облака…

Отец Эл понимал, что закаленные, опытные пассажиры смотрят на него с удивлением, а быть может, и свысока. Наверное, он казался им необычайно наивным: ни дать ни взять — глазеющий в иллюминатор новичок. Но отец Эл считал, что такие удовольствия выпадают редко и брезговать ими не стоит. Он никогда не переставал восхищаться чудом Творения. И в такие мгновения, когда он, совершенно зачарованный, не в силах был оторвать взгляда от дивного зрелища за иллюминатором, ему порой приходила в голову мысль: так кто же здесь по-настоящему утонченная натура — он или они?

На этот раз слой облаков скоро спрятал феерическую картину, и за иллюминатором простерлась непроницаемая пелена белой ваты, а потом шаттл как бы повис над громадным заснеженным полем. А потом корабль начал едва заметно подрагивать и послышался еле ощутимый гул. Антигравитационные установки были отключены, и теперь челнок летел вперед благодаря работе мощного планетарного двигателя.