Джим Батчер - Грязная игра

— Хорошая попытка? — сказал Баттерс. — Мистер, там, откуда я, никаких попыток не дают .

И он поднял Меч, готовясь к бою, а его зачарованный плащ нереально драматично развевался позади.

Мыш издал лай, похожий на громкое отрывистое рычание, и бросился вперёд. Серебристо-голубой свет пронизывал его шерсть и сгущался вокруг гривы и челюстей.

Я видел ярость, гнев и недоумение на лице Никодимуса, когда новоиспечённый сэр Баттерс направился к нему, и я увидел ещё кое-что.

Страх.

Яростный свет Меча Веры вновь наполнил его ужасом.

Он испустил бессильный крик и прыгнул в воздух, где тень Андуриила внезапно собралась вокруг него каплей жидкой тьмы, а затем унёсся вверх в туман, пронизанный лучами рассвета, и был таков.

Баттерс тут же развернулся к Тессе, но динарианка уже скрылась в тумане, оставив только разочарованный крик, который по мере её удаления превращался в дикий вой демона.

Баттерс с Мышом повернулись к оставшимся оруженосцам. В самом ближнем я разглядел Джордана, с растерянным выражением на лице сжимающего своё оружие так, что побелели костяшки пальцев.

По правде, оглянувшись по сторонам, я увидел такое же выражения на лицах каждого оруженосца. Полная растерянность, словно они только что увидели нечто по их мнению совершенно определённо невозможное. Они только что увидели своего непобедимого царя и бога униженным и вынужденным бежать от шмакодявки-рыцаря, который носил очки в толстой чёрной оправе и, наверное, весил не больше ста двадцати фунтов, даже промокший насквозь.

— Всё кончено, — сказал Баттерс, и зловещий гул Фиделаккиуса наполнил ужасом паузы между словами. — Мы поставим точку прямо здесь. Всё кончено , парни.

На глаза Джордана навернулись слёзы, руки его безвольно повисли, как у уставшего ребёнка. Он бросил оружие на землю. И в следующие несколько секунд остальные делали то же самое.

Меч Веры, думаю, обоюдоострый аргумент.

Через мгновение я понял, что моя щека вновь прижата к полу, и вяло отметил, что глаза в какой-то момент перестали работать. Они были открыты, но никаких изображений мне не показывали. Может быть, именно это и имелось в виду под фразой «ленивый глаз». Ха. Я умираю, и у меня истерика.

Я услышал звук — далёкое завывание северного ветра — громкость и высота которого стремительно нарастали.

— Передохни, Гарри, — сказал голос Уриила из темноты. — Молли здесь. Передохни.

А затем я потерял сознание.

Я проснулся в постели. С потолка на меня смотрели цветные мультяшные пони.

Тело болело. Точнее, просто адски болело. Даже дышать было больно. Ужасно хотелось пить и есть, и судя по жалобам от моего мочевого пузыря, я был в отключке довольно долго.

Я посмотрел вокруг, не двигая головой. Я был в комнате Мэгги. Судя по янтарному солнечному свету, льющемуся из окна на одну из стен, наступил вечер. Я задумался, был ли это вечер того же дня или следующего. Постель Мэгги возвышалась надо мной, и я понял, что лежу на матрасе на полу комнаты. Что-то тяжёлое прижимало одну из моих ног, и она затекла. Я слегка шевельнул головой, чтобы рассмотреть, что именно, и тут же об этом пожалел. В черепе застучало, словно какой-то маленький человечек начал колотить по нему молотком.

Я поморщился и сфокусировал взгляд на причине моего дискомфорта. Мыш спал на полу рядом с кроватью, и его массивная челюсть покоилась на моей лодыжке. Его уши шевелись, хотя глаза были закрыты, и дышал он ровно.

— Эй! — прохрипел я. — Оставишь меня без ноги, если не сдвинешься. Вали отсюда живо.

Мыш фыркнул и поднял голову. Он сонно заморгал, как любой нормальный человек при пробуждении, а затем распахнул пасть в собачьей улыбке. Его хвост завилял, и он поднялся, чтобы подойти к моей голове и наградить слюнявыми собачьими поцелуями, счастливо сопя.

— Ай! — сказал я и в шутку замахал руками, потом принялся чесать ему под подбородком и за ушами, пока он продолжал меня приветствовать. — Полегче, суперпёс, ты так меня совсем залижешь.

Мыш довольно запыхтел, по-прежнему виляя хвостом. Затем он повернулся и потопал прочь из спальни.

Через мгновение он вернулся и привёл с собой Молли.

Войдя в комнату, она произвела на меня сильное впечатление. Я привык к Молли, одетой в старые джинсы, сандалии и линялую футболку. Теперь она носила широкие брюки и тёмно-синюю блузку, судя по всему, пошитые на заказ. Её волосы, которые я прежде видел во всех невероятных оттенках и причёсках, какие можно вообразить, были теперь длинные и прямые, цвета лунного света на кукурузных рыльцах. Она всё ещё выглядела немного слишком угловатой и худой. Взгляд её глаз, когда я последний раз видел её во плоти, был тревожным и напряжённым. Теперь в уголках глаз у неё, по-моему, добавилось несколько морщинок, а во взгляде появилась серьёзность, какой я не видел в них раньше — но они смотрели спокойно и уверенно.

Не говоря ни слова, она опустилась на колени рядом со мной и крепко обняла меня за шею.

— Ай! — повторил я, но улыбнулся. Снова. Я поднял руку, хотя это вызвало во всех мышцах моего тела приступ боли, и погладил её по волосам. — Привет, кузнечик!

— Мне так жаль, — сказала она и сжала руки ещё сильнее. — Мне жаль, что я не добралась сюда пораньше.

— Эй, всё же удалось, — ответил я. — Я в порядке.

— Конечно, ты в порядке, — возмутилась Молли, и, несмотря на браваду в её голосе, мне показалось, что она всхлипнула. — Я поработала над тобой.

— Послушай, — сказал я, — этот паразит не враждебное существо…

Она закивала, при этом задевая меня своими волосами.

— Знаю, знаю. Парень в чёрном рассказал мне всё, когда я была в твоей голове.

— С духом всё в порядке? — спросил я.

Она выпустила меня из своего обнимающе-удушающего захвата и кивнула мне, улыбаясь, но с подозрительно влажными глазами:

— Ну конечно же, первое что ты хочешь знать, это не пострадал ли кто-нибудь.

Она перегнулась через меня и подняла что-то, лежавшее на полу рядом с моей головой, вне поля моего зрения. Это оказался деревянный череп, который я вырезал для Боба.

— Это были трудные роды, — сказала Молли. — Она очень устала.

Я хмыкнул, поднял руку и взял череп в свои пальцы.

В глазницах немедленно появились крошечные зеленоватые огоньки, и маленький дух тихонько растерянно ойкнул.

— Тссс, — сказал я. — Это я. Отдохни. Мы поговорим позже.

— О, привет. Ладно, — сказал дух, и огоньки исчезли с тихим усталым хлопком.

— Знаешь ли, — сказала Молли, улыбаясь, — обычно, если ты принимаешь кого-то в семью, тебе полагается иметь для этого собственный дом.

Я уложил череп на сгиб локтя и ответил:

— Дом — это место, куда ты можешь прийти и сказать остальным убираться оттуда, и они должны будут уйти.