Андрей Петерсон - Почему я не люблю дождь

Но таких из той пятерки, что к Осси приближалась только двое было. Остальные выглядели, как мумиям и положено – худыми, сухими и серыми. Даром, что давно уже выпотрошены были…

Их сотоварищи, тем временем, потихоньку теснили отчаянно обороняющихся последователей Фатура. Что и немудрено, ибо у монахов в строю оставался один лишь белобрысый. Правда, пока он справлялся: раскрутив свою нагиту, что смертоносный веер, ему удавалось удерживать мертвяков на почтительном расстоянии, но долго так продолжаться не могло, и рано или поздно…

Раненный в ногу толстяк пытался в меру сил поддержать своего союзника, и прислонившись к стене, с остервенением тыкал широким лезвием своего орудия укрощения в подступающих все ближе врагов. Но слабел он прямо на глазах, и движения его становились все более и более неловкими.

Третий монах перестал подвывать и затих, скорчившись в углу, то ли потеряв сознание, то ли окончательно покинув этот мир.

В общем, плохо там дело было…

Мертвецы надвигались на Осси, ощетинившись острыми лепестками нагит, которые описывали небольшие круги и восьмерки, словно выискивая брешь в обороне интессы, и готовы были в любой момент ужалить, вспарывая плоть и отбирая жизнь.

В глазах пятерки разупокоенных не было ни жалости ни страха. Одно лишь обещание скорой смерти, замешанное на дикой звериной ненависти ко всему живому и полному равнодушию к своей участи. И в этом все эти мертвые глазки – и ожившие, впитавшие в себя какую-то неясную пока силу, и сухие и бесцветные – были едины.

Вот только одной ненависти маловато будет…

Осси сделала шаг назад. Затем еще, вступив под свод клешора, и заманивая мертвецов за собой. Расчет был прост – увести их за собой, с тем, чтобы, оставшиеся в живых монахи не попали в сектор, где через мгновение должно было взбурлить изгоняющее смерть солнце. Уже и посох поднят был до нужного уровня, и оставалось сделать еще один шаг.

Дальше все происходило в полном соответствии с действующими уложениями, ни на йоту не отклоняясь от намеченной программы – удар, солнечный ветер, столбы, подпирающие небо, воспарившие над лужами прозрачные субстанции, и еще пятеро так не ко времени восставших переселились за Вуаль…

А белобрысому, тем временем, надоело вращать свой несущий смерть меч, и он перешел в наступление. Отчаянный, по всему судя, он парень был. Вот только зря он это сделал, – ему бы леди Кай дождаться, – может оно бы все и по-другому пошло…

Сделав два невероятно быстрых шага, монах пырнул острием зазевавшегося мертвяка, но то ли не рассчитал силу, то ли рука у него соскользнула, но широкое острие нагиты пропороло покойника насквозь и вышло из спины мертвяка почти на всю свою длину, напрочь застряв в пересушенной плоти старшего брата.

Белобрысый потратил несколько драгоценных мгновений в безуспешных попытках выдернуть свой меч из мертвой плоти, но зазевавшись, потерял контроль над ситуацией и тут же получил чудовищный по своей силе удар ногой в грудь, отбросивший его назад к стене.

Меч, правда, свой он так и не выпустил, и тот, последовав за своим уносящимся по воздуху хозяином, выдрал здоровый кусок плоти из туловища мертвеца. Белобрысый, однако, плодов своей маленькой победы вкусить так и не смог, потому как пролетев с пяток ардов упал на спину, и от этого второго подряд удара потерял сознание.

Воодушевленные таким поворотом дел, мертвяки не стали оплакивать своего безвозвратно потерянного товарища, а слаженно рванули в наступление, пытаясь если не развить, то хотя бы закрепить свой успех. Остановить их не смогли даже огненные шары, выпущенные, показавшейся к тому времени в дверном проеме леди Кай. На них они даже внимания не обратили, а прилетевшие один за другим сгустки огня, так и умерли, расплескавшись о стены и серые сумрачные фигуры, но так и не найдя себе пищи.

Действовали мертвые братья четко и дружно, будто многие годы провели они в неустанном оттачивании боевого мастерства, а не лежали спокойненько в каменных резных домовинах, восславляя даже после смерти своей светлых богов.

Рывком преодолев только что отыгранное у белобрысого расстояние, троица самых шустрых, – и, кстати говоря, самых свежих на вид, – покойников, разом воткнули свои мясницкие лезвия в тело истекающего кровью толстяка и резко, – как по команде, – подняли его вверх, насадив на длинные свои мечи, как свинью.

Как свинья он и визжал, надрывая горло и до дна опустошая легкие, пока его тело, подвешенное в воздухе на широких лепестках похожих на короткие копья мечей, шинковала оставшаяся троица разупокоенных. Тонкими ломтиками они его нарезали, но делали это на удивление быстро и аккуратно, будто не монахами они в прошлой жизни своей были, а служили на королевской кухне под началом легендарного мастера Соббы…

Со стоном зашевелился последний из братьев Фатура, но быстро вспомнив все, что предшествовало его замечательному полету, начал подниматься, мотая головой, чтобы скорее стряхнуть с себя дурь оцепенения.

С другой стороны к разупокоенным приближалась леди Кай, ради такой долгожданной встречи сменившая неудобный в ближнем бою посох на меч, который держала в руке далеко отнеся в сторону.

Собратья белобрысого по давно уже забытой религии быстро оценили изменения, происходящие на маленькой сцене военных действий, и отбросив в сторону то, что еще совсем недавно было бодрым и полным сил толстяком, разделились на две равные группы, явно намереваясь поскорее покончить с сопротивлением. Действия их были разумны и с точки зрения логики боя безусловно оправданы. На их месте Осси и сама бы так поступила.

Не дожидаясь пока троица старших братьев подберется к нему на расстояние вытянутого жала, белобрысый подпрыгнул, и оттолкнувшись от стены древком нагиты, резко ушел в сторону, обеспечивая себе больший оперативный простор, и изменив угол атаки. Мало того, – теперь он находился много ближе к леди Кай, выстроив, таким образом, их объединенные силы в некое подобие фронта.

Заняв новую и несколько неожиданную для мертвяков позицию, он прямо с ходу атаковал ближайшего потрошеного брата градом ударов, которые следовали один за другим, заставив умертвие уйти в глухую защиту и не оставляя ему ни единого шанса для контратаки. Молниеносно перетекая из одной стойки в другую, и перебрасывая нагиту из руки в руку, он настолько замотал своего противника, что тот начал опаздывать с защитой, не успевая отражать сыплющиеся на него буквально со всех сторон удары, и в итоге один из них все-таки пропустил. Фатальный и окончательно смертельный…