Егор Вакула - Танец со змеей

– Цахари и люди не оставляют потомства. Это не доказано! – Вдруг простонал из-за укрытия книжник.

– Мы есть! – Без труда услышал его и ответил старший. – Творцы дают детей тем, кто проявляет терпение.

Терпение! – Октис замотала головой. – Представляю это терпение – не многим лучше вертел в задницу и медленный костер! Тьфу! Черви!

– Если ты не смеешь, стать частью стаи, ты можешь присоединиться к ней – так же, как убитые тобой.

Она ничего не ответила и напряглась больше прежнего, готовая в следующий миг кинуть копье наугад и броситься за укрытие. Или просто встать на месте и принять весь удар, накопленный охотниками.

– Октис! – Гордей поднял голову, замахал руками. – Это оно! Нет, не отказывайся. Слышишь?! Это шанс. Спастись!

– Ты хочешь меня положить, чтоб самому выкрутиться? – Процедила она сквозь сжатые зубы. – Может, им лучше над тобой потерпеть? Глядишь, и для тебя Творцы что-нибудь сообразят!

– Нет. Не думай об этом. Если ты согласишься, это не закончится здесь. У тебя будет время. Договориться. Они ведь от тебя добычи хотят, а не тебя в добычу! Неужели ты сейчас откажешься? Только из принципа? Они ведь жизнь предлагают!

Жизнь. – Раздалось в ней, и она замерла, старательно сдерживая в себе всякую дрожь. – Жизнь. Жить дальше. Не умереть здесь – расстрелянной из десятка луков. Наживленной на другой десяток копий. Разорванной на куски. Исчезнувшей. Жить. Каждое утро встречать рассвет под шапкой листвы. Провожать закат. Всю жизнь в лесу – так и не добравшись до его края. Разуверившись в его существовании. Не сопротивляясь собственному пути. Смириться с недостижимостью Вторы. Сейдин. Жить. Вдали от всяких землепашцев и их цивилизации. Среди этих жестоких богоподобных, так быстро все решивших. – Она вгляделась в их лица. – Сколько оценки в их глазах? Ненависти? Презрения? Страха? Конкуренции? В мужских, женских?

Октис сдалась.

Как же сказать... что я согласна? Как сказать, что я хочу жить?

– Мое... оружие останется при мне! – Выпалила она сквозь вдруг пересохшее горло.

– Конечно. – Ответил цахари.

Гордей слегка оживился. Оставляя раненную ногу без движения, он выглядывал из-за корня, осматривая охотников чуть спокойней, чем раньше.

– А он? – Она кивнула в его сторону. – Он ведь не охотник – он вам не нужен.

Настало очередь старого цахари недоуменно смотреть на соратников из оцепления. Несколько молчаливых пересекшихся взглядов – и вот уже вновь звучал его голос:

– Ты же знаешь. Охота должна быть завершена.

***

Охота должна быть завершена! – Повторил про себя Гордей. – Богоподобные охотники придают охоте слишком большое значение. Если бы землепашцы столько говорили про пашню... может быть, у самих крестьян и разговоры, что только о борозде. Но по устному творчеству выходит, что больше уже про сеновал. – Он повернулся к Октис. – Ну и как они хотят завершить свой ритуал?

Только теперь Гордей увидел вольную ведущую такой, какой ему следовало увидеть ее еще там – в ущелье, а, может быть, и до того. Он быстро понял то, что ускользало от него раньше. Все это время – с самого дома Опойки, даже после хребта, толком не осознавая того, он старался держаться рядом с Октис. Словно она была единственной опорой, за которую, пусть и не всегда с ее согласия, можно было ухватиться и спастись в этом жестоком мире – в этом море страха. Все это время он барахтался в пустоте, и только она служила ему маяком.

Гордей понял это, как только взглянул назад и не нашел ее рядом с собой. Она исчезла. Вместо Октис стоял кто-то другой.

Он остался один.

Он был слишком поглощен собственными страхами, оставив за вольной ведущей односложную роль тарана, столпа, Тверди. Ведь она производила это впечатление, пускай и оставаясь не всегда безопасной для него самого. Но только не сейчас. Сейчас она была простым человеком. Простой женщиной. Гордей понял, что забыл даже подумать об этом: все это время Октис испытывала и переживала все те же страхи, что и он.

Она будто искривилась. В ее позе не осталось той привычной твердости, что всегда отличала перволинейную ведущую. Она подергивала в руке копье и смотрела прямо ему в глаза. Гордей все уже знал только из одного ее взгляда.

Она должна закончить охоту. Охота закончится, когда добычей станет единственный из не охотников.

Он сам упросил ее согласиться с цахари. И до того просил убить, чтобы не застать во плоти зверства нелюдей.

Достаточно быть быстрее тебя. – Вновь раздалось в голове. Слова будто уходили куда-то вдаль, во тьму и прощались с ним, одновременно с тем, как Октис поднимала копье.

Значит, что-то было в его пути, раз он все же умрет ради спасения другого…

Он видел перед собой костяной наконечник, уже испачканный его кровью. Гордей закрыл глаза, стараясь найти в учении боголюбов хоть что-то, что объяснит и оправдает его смерть.

***

– Нет. – Прозвучал ее голос. Теперь уже совсем несмелый и тихий.

Она отвела копье и оперлась на него, подрагивая от страха.

– Нет ? – Наконец, и в тембр старого цахари прорвался звериный рев. – Но если ты хочешь продолжить охотиться, тебе придется отдать его!

– Я же сказала: «Нет»! – Гневно прокричала Октис. Голос, дававший правильные ответы, на этот раз не обиделся и затих. Он кричал и бушевал, разнося в клочья остатки ее рассудка.

– Тогда отдай нам его. Это могут сделать другие.

– Я уже решила…

– Отдай и можешь идти дальше.

– А я? – С недоверием спросила она. У цахари явно было свое собственное представление о гордости и упорстве. И Октис его не понимала.

– Нет, если ты не хочешь.

– Черви. Нет! – Она вновь замотала головой. Новые предложения лились от охотников одно за другим, каждый раз мешая ей окончательно смириться со скорой смертью. Но она уже решила, а менять свое решение не входило в убеждения перволинейного. Хотя бы не столько раз подряд. – Я все равно не буду делать этого.

– Но какая тебе польза? – Продолжал вещать цахари. – Он ранен. Ты хочешь встать вместе с добычей. Почему?

– Почему? Потому что...

И правда – почему? Чем хуже спастись самой против страшной смерти обоих? Выйти одной из леса, и жить той же самой жизнью дальше.

Выйти из леса. И вспомнить о злосчастных книжках в своей сумке, ради которых книжник отправился в страшный Донный лес. И чем же они так помогали ему идти? Никакой пользы – только помеха…

– Потому что… я тащила его до того и буду тащить дальше. Живым или мертвым. Потому что он… моя добыча . И если вы хотите отобрать мое у меня, то, клянусь самими Богами... я постараюсь забрать хотя бы еще одного с собой.

Голос в ее голове затих, так же как и цахари. Они были заодно. Они стали союзниками задолго до этой встречи. Все правильное, логичное, рациональное, предлагавшее ей бросить, предать, разменять непутевого путника, обменять на собственную жизнь – давно уже звучало в ее голове баритоном Воронея.