Виктор Дубчек - Капитан. Наследник империи

У вас ведь щас всё божественное, а? Даже власть-то из откуда? из «от бога». Каким богам молитесь — такая у вас и власть, дорогие россияне.

— Да не дёргайся, — сказал капитан, — ты ж представитель власти, идёшь на митинг. На Охотном тачку поймаем, прокатимся — и отпущу.

Бугаенко принуждённо улыбнулся и неосознанно неприличным жестом потеребил рацию.

— А то смотри, — добавил Немец, больше из озорства, — со мной пойдём, до Педжента.

— Куда? — вяло поинтересовался сержант.

— Куда надо. Дела намечаются большие.

— Не, — сказал Бугаенко, — у меня тут… а это точно алмазы у тебя?

— Точно.

— Из Педжента?

Вот же твари, с привычной ледяной ненавистью в адрес администрации подумал капитан, даже это умудрились отнять.

Сколько этому сержантику? Ты семьдесят третьего, он, самое позднее, девяностого… и совсем другой народ. Это же из вот таких мелочей и складывается: отщипывай в каждом поколении по кусочку — и в русских очень скоро не останется ничего русского.

Ты, Немец, хоть и немец — но ты русский немец. А этот серый хоть и русский — а уже вроде как и нет.

— В Педженте, в Педженте, — вздохнул Немец, сдержанно оценивая обстановку. Он намеревался пройти сборище так, чтобы не слишком светиться перед настоящими полицаями, но и не попасть дуриком под раздачу от митингующих.

Ленивые патрули на Воскресенке внимания на них не обращали — больше высматривали, кого бы выдернуть из толпы. Предстояло пройти внешний кордон. Перед выходом в «БээР» Немец чисто выбрился; теперь оставалось надеялся, что в нахлобученной на самые брови форменной ушанке его разрекламированная внешность окажется не такой приметной.

Как сказал бы Кави — «увы».

У грязного ППСного «бобика» с ноги на ногу топтался скучающий лейтенант. Сперва он только скользнул по двум сослуживцам рассеянным взглядом, с недоумением задержавшись на Пагди. Потом посмотрел пристальнее, в лицо капитану. Потом безразлично отвернулся.

Отвернулся очень безразлично.

И постукивать себя палкой по бедру перестал.

Бугаенко что-то почувствовал и тоже напрягся, вопросительно посматривая на капитана.

Ладно, подумал капитан, зато не скучно.

— Здорово, Смирнов! — забубнил Немец, шагая прямо к полицаю и выпучивая глаза, — вам суточные выдали? И нам нет, прикинь? Ты когда тут? Ты как хочешь, а мы с Бугаём щас к полкану. Давай с нами? Вам же тоже не выдали?..

Зачарованный нехитрым «цыганским гипнозом», лейтенант машинально отступил на шаг назад, за машину — только для того, чтобы тут же пропустить прямой в подбородок. Место было хорошее: высокие полицайские машины стояли в ряд, перекрывая сектора обзора.

Но не везёт — значит, не везёт.

Во-первых, челюсть у лейтенанта оказалась чугунная: от поставленного капитанского удара поплыть-то поплыл, а в осадок не выпал — и даже что-то замычал, вскидывая к лицу полусжатые кулаки.

Во-вторых, всё-таки заметили. Заржали и заулюлюкали.

Прежде, чем веселящиеся ОПОНовцы успели сообразить, что происходящее не может быть объяснено простой дракой двух полицаев, капитан приложил одну руку к груди, развернулся на пятках и, указывая мечом куда-то в сторону Александровского сада, заорал:

— Двое! Флаги, холодняк!

Рефлексы… ОПОН как ветром сдуло.

Бугаенко смотрел на происходящее разинув рот. Капитан подцепил его под локоть и выволок из-за машины, к митингующим.

Волнение докатилось уже и до первых кордонов: сотрудники суетились и переговаривались по рациям, но машинально смотрели всё-таки на толпу. Капитан наклонил голову пониже и увлёк сержанта за собой, неназойливо прикрываясь от ненужных взглядов его по-прежнему вялой тушкой.

Сзади кричали и матерились бегущие ОПОНовцы, топали тяжёлые рифлёные подошвы.

Они почти вклинились в толпу, когда какая-то сутулая полицайская спина, — явно случайно, — перегородила им путь.

— Стоять! — заорали сзади.

Немец знал, что кричат-то не им, но тут же почувствовал, как напрягся Бугаенко. Прежде, чем капитан успел отреагировать, внезапно набравшийся духовитости сержант рванулся вперёд и, ухватив сослуживца за плечо, полуразвернул полицая к себе, одновременно прячась за ним и оттаскивая в сторону.

— Это он! — завопил Бугаенко, указывая на Немца. — Это!..

«Дурак», с оттяжкой подумал капитан, вытряхивая из ушей собственную фамилию. Теперь он оказался в центре внимания. Притихшая было толпа раскрывалась ему навстречу, начинала роптать. Обострившимся, почти эльфийским слухом капитан ловил знакомые оружейные звуки.

— Стоять! — заорали сзади. Вот теперь уже адресно. — Руки за голову, мордой в пол!

«Простите, ребята», подумал капитан, пригибаясь и противолодочным зигзагом ныряя в толпу митингующих. Если щас стрелять начнут… ну да вы тут все за свободу митингуете, а за свободу-то и пулю словить не жалко.

Это, конечно, была мыслишка животная, подлая, но выхода не было. Несмотря на огрехи планирования и подготовки, операцию следовало вытягивать, и, когда полицаи первого кордона вломились за ним в толпу, он, по-прежнему пригибаясь, запустил руку в карман бушлата и, резким движением разрывая ткань мешочка, вычерпнул полную горсть камней.

— Алмазы! — заорал он дурным голосом, жестом сумасшедшего сеятеля расшвыривая драгоценности вокруг себя, — бриллианты из Якутии! Налетай! Алмазы! За демократию!

К тому моменту, как в дело пошло содержимое второго мешочка, на Манежке бушевала настоящая битва.

«Булыжник — оружие пролетариата», с удовольствием подумал капитан, поднимая руку. К тротуару тут же вильнула машина — на удивление приличный «японец».

— На Куусинена? — спросил Немец, наклоняясь к приоткрытому окну.

Пуля ударила его в левую лопатку.

Он сполз по капоту, пытаясь вытерпеть слепящую боль и перекатиться хотя бы на бок. Сломанное зеркало повисло на разноцветных проводках.

Второй выстрел перебил позвоночник чуть ниже пушистого воротника.

— Вот так я и вернулся, — сказал капитан, отщипывая ещё ломоть сыра. — Говоришь, спички не нужны вам?

— Правильно, — подтвердил сударь капитан, — только тут вот какая штука: меч-то у меня выбило ещё первым попаданием. Я его в левой руке держал, а когда в спину зацепило…

Кави придержал коня.

— Но к исходу… фатального свойства привёл лишь второй выстрел?

— Сложно сказать, — хмыкнул Немец. — На втором я потерял сознание, это факт. А там — кто знает. Может, и ещё добивали.

— Ежели предположить, что Вы оказались в состоянии всё же подобрать Пагди пред самым наступлением мараны…

— Исключено, — покачал головой сударь капитан, — говорю же: выбило меч из руки. Он перелетел через капот… да, «железной кареты». И упал на проезжую часть. Не, ну парень-то я лихой, в отключке и с хребтом перебитым — мог и перепрыгнуть, как полагаешь?