Виктор Дубчек - Капитан. Наследник империи

— Почему «до щелчка»? — опешил Дурта, вставая сбоку, так, чтоб не попасть под удар.

— Потому что в армии всё делается до щелчка. Сена, твою ж!.. Руби давай — сколько мне тут раком-то торчать? над пропастью в лесу…

Свистнул клинок.

Мир погас.

Капитан раскрыл глаза и распрямился. Хотел было ощупать шею, но только усмехнулся и опустил дёрнувшуюся было руку.

Он стоял на пустом и, судя по истресканному асфальту, основательно заброшенном плацу. Единственный включённый фонарь светил слабо, неохотно, но и сумерки по-настоящему сгуститься ещё не успели. Трёхцветная тряпка флага бессильно подрагивала под редкими порывами тёплого юго-восточного шелонника. В хорошо знакомом двухэтажном здании управления горело единственное окно.

— Значит, «думай о доме», - произнёс капитан, понимая, что отмякать-то душой сейчас совсем не время.

Но мир вокруг был тих и печален, только где-то дальше, в посёлке лениво погавкивала собака, да, кажется, бубнил телевизор. У подъезда управления, в грязноватом «бобике» с армейскими номерами беспечно посапывал водила-ефрейтор, и капитан обошёл автомобиль сзади, почти не прячась.

Он быстро, держась в тени, заглянул в освещённое окно кабинета, усмехнулся и направился ко входу в управление.

Дверь с проржавелым доводчиком стояла полуоткрытой, вестибюль был тёмен и глух. Немец шёл по коридору всё с той же неловкой усмешкой, задыхаясь от воспоминаний. Здесь он не чувствовал ни малейшей угрозы, только почти физически невыносимую тоску по прошлой, настоящей жизни.

Он остановился в сантиметре от падавшей из открытой двери кабинета полосы тёплого жёлтого света, машинально не желая топтать её подошвами. Из комнаты доносилось редкое пощёлкивание кнопок клавиатуры.

Капитан поправил Пагди, — ремень так и норовил сползти с плеча, — и неслышно ступил вперёд.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — тихо сказал Немец.

Человек за столом недоуменно поднял голову. Некоторое время он рассматривал нежданного посетителя сквозь тонкие очки для чтения, потом, дрогнув веками, стянул их пальцем за дужку и встал из-за стола навстречу капитану.

— Эдуард?!. - спросил товарищ полковник, явно не веря своим глазам.

— Нет, — ответил Немец, улыбаясь новым лицом, — похож просто.

— Эдуард, сукин ты сын! — сказал полковник, шагая к нему.

Мужчины крепко обнялись.

— Неужели действительно ты? — спросил полковник, отстранясь, но не отнимая рук.

— Так точно, Юрий Николаевич. Кто ж ещё-то.

— А говорили, ты в Германию подался, к родителям.

— А Вы слушайте, что говорят, — рассмеялся капитан.

— Екатерина…

— Сперва у Шамана отсиживался, — перебил его Немец, привыкший некоторых тем избегать, — потом уйти пришлось. В ЮВО тогда плотно обложили. Сделал морду эту в… в одной больничке.

— Признать тебя, знаешь, всё равно можно, — сказал Юрий Николаевич, рассматривая капитана в упор.

— Чем богаты, — отмахнулся Немец, — да, в общем-то, и не стремился.

— Присаживайся, что ж мы стоим, — спохватился полковник, подводя гостя к обшарпанному дивану. — А в Одинцово — это ты шумел, с неделю как?

Капитан молча улыбнулся. Столкновение в промзоне теперь казалось невероятно далёким и почти не реальным.

— Располагайтесь тоже, Юрий Николаевич. Разговоры будем разговорить.

Сослуживцы разговаривали.

Чая в термосе хватило, конечно, на полглотка каждому, а ничего другого под рукой не нашлось. Будить своего водителя, ефрейтора Колесникова, полковник по понятным причинам не хотел. Капитан тоже: здесь ему было хорошо и без чая.

— Странно, что и свет не отключили, товарищ полковник.

— С чего бы вдруг — посёлок вполне живой себе. Да и часть формально пока на балансе.

— Вас же ещё в ноль девятом в ИВВАИУ передислоцировали?

— Да уж… резвится, знаешь, Табуреткин.

— А здесь тогда что?

— Ну как что. Консервация, матбаза… много всего. Вот мотаюсь: учёт-сортировка, подготовка-доподготовка… — полковник кивнул на раскрытый ноутбук. — В Иркутске с местом всё-таки гораздо туже. Хотя, конечно, город.

— Оно-то так, товарищ полковник, — сказал капитан, — но мне и Сосновый всегда нравился.

— Без чинов, — махнул рукой полковник, — пять лет, знаешь, не виделись. А хочешь — прокатимся? Посёлок, конечно, давно не тот, что даже при тебе. Но всё-таки.

— Хотеть-то хочу, Юрий Николаевич. Но некогда. Я по делу.

Он выразительно «пошелестел» пальцами.

Полковник выглянул в окно. Немец проследил за его взглядом. Водила так и дрых в седле.

«Страхуется старик», подумал капитан, «хотя понять-то его можно, как не понять».

— Ничего криминального, Юрий Николаевич.

— Это по твоим меркам, может, и ничего, — ответил полковник, оценивающе разглядывая полицайский бушлат. — А у меня, знаешь, семья. Что за дело, говоришь?

— Да бизнес у меня тут, с монголами. Так, по мелочи таскаю всякое, чтоб штаны только не падали. А щас мне партию лекарств заказали. Вы про матбазу-то упоминали… как насчёт «консерву» потрошнуть?

Полковник откинулся на спинку дивана.

— Ну ты даёшь, Эдуард. Вот уж, знаешь, не подумал бы…

— Юрий Николаевич, — терпеливо сказал капитан, — Вы хоть со мной-то в эти игры не играйте, ладно? Я понимаю всё.

Он запустил руку во внутренний карман и вывалил на стол с дюжину золотых колечек.

— Пока лом. Потом, если дело пойдёт, ещё валюты подкину. Я могу и в гражданскую пойти, но — сами понимаете. А Вы потом всё равно через округ докупитесь.

— Что надо? — рассматривая кольца и что-то по-быстрому прикидывая, спросил полковник.

— Антибиотики. Лучше всего — тетрациклин. Можно в АИ, можно так.

— Когда?

— Сейчас.

— Сколько?

— Всё, что есть, — честно ответил капитан.

Полковник только и хмыкнул от такой наглости.

— Ну, знаешь… — протянул он, карикатурно прищуриваясь, — может, и мне с монголами попробовать наладить?

— А то Вы не наладили.

— А как без этого сейчас?

— Не осуждаю. Так что с заказом?

- «Золотой час»? — почти серьёзно спросил полковник.

- «Золотой час», Юрий Николаевич, — спокойно ответил Немец.

Полковник побарабанил пальцами по столу, по-прежнему не прикасаясь к рассыпанным кольцам.

— Ну что, знаешь, — сказал он наконец. — Если б это не ты… Придётся всё-таки проехаться.

Ехали неспешно — некуда было спешить. Все и всяческие возможности противостоять грудной чуме достигли своего окончательного предела. Разделённый на обособленные плечи лагерь умирал, но, — отдадим должное решительности и целеустремлённости Лорда-Хранителя, — умирал медленно, не утрачивая подобающего достоинства. Впрочем, сколь угодно великая мера достоинства пред знаком мараны не имела более существенного значения — после того, как маги наглухо закрылись в своём плече, стало ясно, что нет надежды и на их бесконечные канды.