Олег Фомин - Ледяные крылья

- Это правда?

Хафал и Эгорд вздрагивают вместе. Голос Велиры!

Не сразу, но демон выдавливает:

- Что?

Молчание.

Демон усмехается.

- То, что говорил сейчас о твоих сиськах и заднице?

- Нет, - голос Велиры бесцветный, - что говорил о себе. Правда?

Хафал тихо, но с удовольствием порыкивает.

- Да... Мой отец, великий Зарах, мною гордился бы! Мне далеко до его великих разрушений, до его жестокости, но он бы оценил!

Молчание.

- Ты монстр, - говорит Велира меланхолично. - Ненавижу тебя.

Демон усмехается.

- ...сказала невинная принцесса. Кто бы говорил!

Молчание.

Долгое...

Пыхтение Хафала учащается, Эгорд видит на морде скопление злости.

- Думаешь, - разбавляет тишину Велира, - стала главарем разбойников от хорошей жизни?

Теперь молчит демон. Сопение прерывистое, сердитое...

- Мой отец, - говорит Велира, - бросил маму, когда я даже не родилась. Некому было защитить, когда разбойники напали на деревню... Пришлось стать такой, чтобы не умереть как мама. Плыла отомстить отцу. За то, что нам с мамой пришлось выживать вдвоем. За то, что маму убили, что пришлось стать такой же, как те, кто ее убивал. Сильной, жестокой... Но твой отец куда хуже моего, а ты им гордишься!

- Дура! - рычит Хафал. - Тебя жизнь из сопливой девчонки сделала демонессой, радоваться надо! Раньше тобой пользовались все, кому не лень, а теперь решаешь сама, кому давать так, а кому - в рожу! Ха-ха, лихо мне в челюсть зарядила!.. А мой отец был настоящим великим демоном, переимел гору баб, наплодил нас, своих детей, и ему было на нас плевать, так и должен вести себя демон! На кой мы ему?! Наделал - и пошел сеять хаос, разрушение! Чтобы заслужить внимание отца, нужно было сделать что-то великое, и мы, его сыны и дочери, стали воевать друг с другом за право стать единственным наследником, самым сильным, самым жестоким... И победителем вышел я, Хафал! От моего жала пали все братья и сестры, хотел предстать перед отцом, поведать о великом деянии, но появились те трое!.. И убили отца! Я их уничтожу!!!

Демон вбивает кулаки в пол, разлетаются острые камешки.

- Чудовище, - бормочет Велира.

- А ты такая же сопливая девчонка, как все людишки! Думал, особенная, а на самом деле...

Молчание.

- Устала от всего, - шепчет Велира. - Добраться бы до края мира, где нет никого, да жить в тишине и покое...

- Р-р-р!.. Дура...

Хафал рычит под нос, дыхание мощное, зеленый огонь под бровями раскален почти добела, из этих ламп разлетаются зеленые сияющие пылинки... Жвала пощелкивают, волны хвоста лижут пол, но затишье вокруг неизбежно ведет к тому, что злость, какой бы ни была сильной, медленно, но верно остывает, Хафал дышит глубже, тише, хотя губы еще натянуты оскалом.

Велира по-прежнему как валун, выражение на лице каменное, глаза закрыты.

Демон сердито вздыхает.

Поднимается.

- Совсем расклеилась, смотреть тошно! С голодухи, наверно. Давно не кормили...

Шагает в темный угол.

- Я-то ладно, демон, а вы, людишки, без еды чахните быстро.

В углу грибница мерцающих пещерных грибов. Несколько дней назад Эгорд принес демону поесть, тот в гневе оттолкнул грибы в угол. Видимо, в трещины на полу просыпались споры. Начал расти грибной бутончик. Сейчас грибы уже взрослые, шляпки во тьме излучают уютную синеву.

Лапа грибницу вырывает, та глухо хрустит.

Хафал подходит к решетке.

- На, поешь. Может, хоть ныть перестанешь...

Просовывает лапу меж прутьев, чары трещат, мускулы и хитин пронизывают молнии, достается и грибам. Демон прицельно закидывает грибницу в проем между прутьями Велириной камеры. Питательный снаряд вновь обжигают белые плетки энергии, на расстоянии вытянутой руки перед носом девушки грибы шмякаются уже основательно прожаренными: потемнели, блестят, исходит сизый дымок.

- И больше не называй забавным! Тоже мне, нашла шута...

Хафал возвращается к насиженному месту, твердая от хитина туша громко плюхается у стены, хвост укладывается через плечо на грудь, щека прислоняется к плите, демон пытается дремать...

Долгие минуты безмолвия...

Рука пленницы разгибается, пальцы обхватывают еще горячий узел, где ножки грибов срастаются, Велира подтягивает пищу к себе. Ресницы чуть расцеплены, ноздри едва заметно шевелятся.

- Спасибо.

Хафал с небольшим запозданием напрягается, осмысливает... Тихий рык, мышцы вновь обмякают, демон возвращается в дрему.

Эгорд следит увлеченно, развитие событий нравится, сердце стучит часто в жажде продолжения, но разум уже предвещает: на сей раз безмолвие нарушится только к утру, и это лишь распаляет нетерпение, под черепом вертится одно и то же: ну давайте!.. Заговорите, посмотрите друг на друга... Ну же, сделайте что-нибудь!..

- Эгорд...

Плечо вздрагивает от прикосновения, теплого, почти горячего, хотя под многослойным стальным наплечником. "Окольцо" гаснет, перед глазами вновь звездное небо, лицо пропитано прохладой ночи, спина от долгого лежания на выпуклой поверхности крыши затекла, Эгорд совсем забыл, где находится. Голова поворачивается вправо.

Леарит!

Да, ее касание прогревает мгновенно сквозь любую преграду...

Крылатая дева возвышается над Эгордом, присев на колено. В лунном свете особенно прекрасна. Словно вылеплена из той же мягко светящейся глины, что и луна: кожа, волосы и крылья из бело-нефритовой сферы, а живые доспехи из нежно-серых пятен. В глазах переливаются бриллиантовые огоньки.

- Эгорд, знаю, ты поглощен целью, но... она ждет тебя.

- Кто?

- Ты знаешь.

Леарит выпрямляется, Эгорд видит крылатый силуэт в глубокой перспективе, богиня бесшумно улетает к плывущему высоко архипелагу туч, плотных, черно-синих, с сияющими кромками.

Эгорд смотрит вслед с непонятной тоской... Точнее, понятной, но что-то вынуждает обманываться, думать, что не понимает, дабы не уличать себя в измене.

Мысленной, но измене.

Возвращается в комнату Жемины. Та под одеялом, лицо к окну, на белой ткани широкая темная полоса волос, морское платье висит на кресле.

Только сейчас воин-маг чувствует: устал смертельно. Но приходится найти силы снять доспехи, одежду, да еще с помощью магии, чтобы заглушить звуки, не будить возлюбленную.

Возлюбленную...

- Вернулся? - подает голос Жемина.

- Не спишь?

- У меня нет привычки говорить во сне.

Губы Эгорда трогает слабая усмешка.

- Ну да...

- Тебя не было несколько дней.

- Закрутился совсем, устал как не знаю кто...

Забирается под одеяло. Веки тяжелые, липкие, горячие, как расплавленный свинец.

- Чем занималась?

Молчание...

- Читала, готовила, вышивала... Не делай вид, что интересно.

Встревожиться по-настоящему мешает лишь усталость.

- Родная, что-то не так?

Эгорд кладет руку ей на плечо.

- Не надо, - говорит Жемина.