Томас Диш - Томас Неверующий

Как бы там ни было, но Клэббер спровоцировал кризис, и приходилось принимать меры. На следующий день четыре главных утренних газеты Кампалы подняли крик о колдовстве и предательстве. Вечерние издания слегка подкорректировали огонь. Наиболее прогрессивные парламентарии, хотя и не верили ни одному слову этих слухов, нашли возможность их использовать: они требовали полного искоренения «ретроградной первобытности» и передачи заповедника Мерчисон Фоллс под возделываемые земли. Складывалось впечатление, что нагрядает погром.

Именно Толлер решил списать все на оптические эффекты (в свою пору это очень хорошо срабатывало по отношению к Неопознанным Летающим Объектам). Во время пресс-конференции он подчеркнул глубоко абсурдный характер даже самого понятия «антигравитация», и видные ученые, состоявшие на службе правительства, поспешили подтвердить это замечание. Кому же, в таком случае, как не колдунам было воплощать явление, невозможность которого столь очевидна? Затем Толлер раскрыл, какое заключение выдал ТОМАС. Невозможно, сказал он. (Директор ЦРУ уклонился от прямого цитирования по настоянию британского пресс-атташе). И увенчал свою аргументацию «объяснением», данным ему самим ТОМАСом: дело-де было в оптических иллюзиях, «вызываемых необычными климатическими условиями Уганды в конце весны и начале лета». Это не совсем соответствовало истине, поскольку ТОМАС, вопреки расхожему мнению, всего лишь оценивал вероятность, в его функции не входила интерпретация событий.

Нет пророка в своем отечестве: ТОМАСа постигла та же участь, что и его предшественников. Но в то же время он избежал ее в Африке. Народам таких стран, как Уганда, вступающих в век Просвещения, ТОМАС представлялся персонифицированным Богом Разума. Поскольку здание, в котором он обитал, напоминало Каабу, а большая часть населения этих стран по происхождению — мусульманская, значимость ТОМАСа как оракула только возрастала. Мини-джунгли, его покрывающие, добавляли образу Чистого Разума штрихи знакомой таинственности, волнующей сердца людей, покинувших джунгли не так уж давно. В общем, ТОМАС являлся в некотором роде суперколдуном, что увеличивало его ценность в глазах ЦРУ (хотя оно никогда бы в том не призналось). Трижды он объявлял, что революции, казавшиеся неизбежными, не произойдут — и они действительно не происходили.

Прочное неверие не способно двигать горы, однако оно помогает удерживать их на месте.

Когда мука немного ослабла — боли были жуткими, и Томас не хотел вспоминать пытку, которую перенес, — ему пришло в голову, что он находится под действием наркотиков. В тяжелом воздухе хижины ощущался сладковатый незнакомый запах. Сознание, погруженное в оцепенение, демонстрировало полное ко всему безразличие, и молодой человек догадался, что, скорее всего, его чем-то напичкали. Боль отпустила, он был жив и здоров: дальше заглядывать не хотелось.

Иногда в хижину заходил отец и покидал ее, покусывая губы, что Томас воспринимал как знак удовлетворения: колдун был доволен ходом выздоровления своего пациента, впрочем, можно было сказать «жертвы», вяло думалось молодому человеку.

Он почти поправился (если не считать того, что сладковатый воздух совсем притупил его критические способности), когда в один из дней вошел отец и объявил:

— Сегодня ты полетишь на деревянной птице, Мванга Хва. Ты будешь колдуном, как я, не так ли?

И так стало. Два искусных косметолога раскрасили его подобающим предстоящему событию образом. В своей летаргии, сравнивая себя с агнцем, коего готовят к закланию, Томас не мешал им. Он радовался отсутствию в заповеднике зеркал, но подозревал, что достаточно глянуть на отца, чтобы узнать, как выглядит он сам.

К чему, в конце концов, протестовать? После попыток, предпринятых на прошлой неделе, он был согласен допустить, что воздействие магии на него ни в чем не уступает науке, которой он обучался. И почему не присоединиться к врагу, когда враг, похоже, прав? Впрочем, он мог бы выдумывать теории и выискивать себе оправдания хоть целый день. Истина состояла в том, что он желал наступления великого момента, он предвкушал его. Как мальчишка с нетерпением ожидающий Рождества.

Он вышел из хижины на подкашивающихся ногах. Толпа старших шумно его приветствовала — так одобрительно поддерживают новичка на его первом балу. Сравнение не столь уж натянутое.

Хак, между тем, блистал своим отсутствием, но Томас говорил себе, что его сводный брат должен наблюдать за ним из-за кулисы, как завистливый дублер, поджидающий провала звезды. Вот увидите! Томас гордо расправил грудь и, почти красуясь, приблизился к отцу. Он изменился больше, чем думал.

Собравшиеся гуськом втянулись в густую чащу. Колдун и его сын возглавляли движение. Позади старцы оживленно болтали между собой. Страх джунглей, прививаемый ему столько лет, спал с него, как европейские одежды, сброшенные при входе в заповедник. Он уже начинал чувствовать себя легко и непринужденно со своей новой тяжелой прической, хотя еще и не перестал по пути хвататься за ветви, веселя весь кортеж.

Тропинка петляла по лесу. Процессия сначала пересекла ряды бамбука, затем углубилась в заросли кустарника и гигантских орхидей. Путешествие заняло большую часть дня, но время текло незаметно, словно вода в роднике.

Оказалось, что левитатор значительно больше, чем Томас себе представлял. Можно без преувеличения сказать, что он выглядел впечатляюще: платформа, сбитая из грубо обтесанных бревен шести метров в длину, служила основанием трехметровой неправильной пирамиды; весить все это должно было не меньше двадцати тонн. Никакого места для возможного груза не предусматривалось: транспортное средство предназначалось исключительно для перевозки пассажиров.

— Мванга Хва, сын мой, сегодня ты поднимешься на деревянной птице в небо. Ты взлетишь так высоко, как высоки горы. Но когда ты почувствуешь, что тебе холодно и трудно дышать, больше не поднимайся. Ты поплывешь по воздуху до самых окраин заповедника, но не заплывай дальше, поскольку время переходить пределы еще не настало.

Полный осознания собственного достоинства, как священник, восходящий на амвон, чтобы отслужить свою первую мессу, Томас поднялся на пирамиду и обратился лицом к отцу. Старый колдун, державший какую-то маленькую фигурку из воска, поместил ее внутрь предмета, напоминающего игрушечный кораблик. Его взгляд, направленный на сына, был страшен, но Мванга Хва не отвел глаз. Старик подкинул в воздух кораблик, и Мванга Хва почувствовал, как пирамида задрожала под ним, словно акваплан, взлетающий над гребнями волн.

Но тут же опустилась на землю. Какая-то противодействующая сила, удерживала ее, как якорь. Томас повернулся к источнику этой отрицательной силы, мгновенно его обнаружив. Хак был там, наполовину скрытый зарослями остролистых орхидей. Взгляды братьев встретились, и какую-то секунду они напряженно смотрели друг другу в глаза, но затем Томас, испустив: «Ха!», заставившее вздрогнуть перья на голове, разорвал контакт. Связующая нить лопнула с громким шумом, и пирамида устремилась в небо. Старцы приветствовали событие радостной овацией, но Мванга Хва был уже так далеко, что расслышал только слабый гул. Не имелось никакого штурвала, ни иного приспособления, позволяющего управлять этим странным судном или хотя бы поддерживать его на заданной высоте. Ничего, кроме сознания самого Мванги Хва. Поскольку было достаточно колдуну проявить свою волю, как оно ее исполняло. Когда он хотел, чтобы его вознесение замедлилось, оно притормаживалось. Когда он, охваченный чувством собственного величия, желал двигаться быстрее, казалось, что скорость, которую он может внушить, не имеет пределов.