Томас Диш - Томас Неверующий

Каким-то уголком мозга, еще сохранявшим рационалистическую потребность в объяснениях, он предположил, что сила, двигающая им, им самим и пирамидой, была силой веры. Его веры и веры группы людей, над которыми он взлетел. Сообщалось, что подобные вещи уже происходили.

Ему случалось несколько раз летать, но это было другое дело. О! совершенно другое. Удовольствие, испытанное на борту самолета, и рядом не стояло с тем упоением, которое Мванга Хва ощущал, плывя сейчас по небу. Это все равно, что сравнивать силлогизмы теолога с экстатическим исступлением мистика…

Он поднимался, и земля отдалялась, тонула внизу. Холмы вставали за холмами. Он видел там, за джунглями, поля, и их строгая геометрия привлекла какую-то часть его сознания. Он чувствовал, что способен объять весь континент.

Неожиданно он осознал, что вопреки предупреждениям отца, поднялся чересчур высоко. Мышцы инстинктивно напряглись от холода. Он опустил левитатор на несколько сотен метров и направил его на восток. Вскоре он заметил, что находится как раз над границей заповедника, но на такой высоте, высоте бога, границы уже ничего не значили. Он безмятежно пересек демаркационную линию. Ему захотелось двигаться быстрее, еще быстрее, и пирамида рванулась вперед. Ветром снесло хрупкое сооружение из перьев, венчавшее его голову. Энергия, которой он располагал, казалась бесконечной.

В слепящем сиянии он ощущал себя всемогущим. Он был Александром Великим. Он был Фаэтоном. Он был Аполлоном, и его колесница, озаренная солнцем, устремилась к городу Кампале.

В порыве восторга он испустил торжествующий вопль. Крик дикий и гордый, долженствующий потрясть небеса.

Томас бы сумел предвидеть последствия своего фатального непослушания, но Мванга Хва вытеснил Томаса, а Мванга Хва был колдуном, чересчур неопытным, чтобы думать о чем-либо, кроме своего величия. Он еще не успел изучить пределы своего могущества.

Когда пирамида пролетала над городом, она была на большой высоте. Она казалась всего лишь искоркой в вечернем небе. Один прохожий обратился к другому:

— Смотрите! Она там, точно как и рассказывали. Оптическая иллюзия, о которой говорил ТОМАС. Вот он, плод работы бугандийцев. Они рассчитывают запугать нас призраками. У них нет никакого другого оружия.

В этом городе вера отсутствовала.

Неверие затянуло небо, словно дым большого пожарища, и деревянная птица начала замедляться. Она проделала долгий путь, она продвинулась далеко, и она устала. Томас чувствовал, как новая сила отягощает движение пирамиды, сила значительно более мощная, чем противодействующая воля его брата, которая выражала все-таки не недоверие, а просто противоречие.

Он боролся, выискивая более спокойные зоны, оазисы непоколебимой веры, которая бы поддержала его, пока он достаточно отдалится от города. Но это было все равно что управлять парусником во время шторма. В конце концов он нашел нечто вроде лагуны и лег в дрейф.

Все ученики четвертого класса приюта Сердца Иисусова собрались перед колоннадой в конце прогулочного дворика, подняв глаза на темное пятно, вырисовывающееся в небе как раз над ними.

— Это она! — воскликнул один из них.

— Да нет, — возразил его товарищ. — С чего ты взял, что это она?

— А вот и да, — продолжал настаивать первый. — Я знаю точно, что это она.

Значительное большинство учеников придерживалось того же мнения. Их взгляды красноречиво о том свидетельствовали.

Появился человек в черной сутане, пересекавший быстрым шагом двор с крикетной битой в руке. Представитель меньшинства окликнул его:

— Брат Антоний, скажите им, что там вверху нет никакой антигравитационной машины…

— Что за глупости? — ответствовал брат Антоний с нетерпением, не соблаговоляя поднять взгляд в небо, в которое указывал палец мальчика. (Впрочем, он уже это видел). — Конечно же, их не существует! Каким нечестивым суевериям вы позволяете ввести себя в заблуждение? Вскоре я, пожалуй, обнаружу вас в джунглях, приплясывающих и бьющих в тамтамы. Итак, Джеймс, я вам задал вопрос…

Первый мальчик опустил голову.

— Я только подумал…

— Точнее, вы не подумали! Потому как если бы вы это сделали, вы бы поняли, что перед вами всего лишь оптическая иллюзия, вещь в мире самая заурядная. А теперь возвращайтесь в класс. Вы уже на десять минут опаздываете на урок арифметики.

И произнеся эти слова, преподобный отвесил мальчику по-простому удар битой по заднице.

Оптическая иллюзия была мгновенно забыта. Да и не стоила она того — арифметика, конечно же, важнее.

Лагуна неожиданно стала центром бури. Когда прозаическая сила тяжести завладела пирамидой, Мванга Хва покачнулся и отступил от Томаса.

«Это невозможно, — подумал Томас. — Этого не может быть».

Падение пирамиды убыстрилось.

«Это сон, всего-навсего. Во сне случается летать. А поскольку мне снится, что я падаю, и я не замедлю оказаться на земле, то, значит, я вот-вот проснусь».

Пирамида падала с ускорением десять метров в секунду за секунду. Рухнув, она раздавила в лепешку несколько человек, и тело самого Томаса Мванга Хва нельзя было уже опознать с уверенностью.

В этот момент в заповеднике, расположенном на расстоянии многих миль, мальчик из аборигенов, примерно того возраста, что и Томас, уронил кораблик с фигуркой из воска в муравейник, причинив тому заметный ущерб. Мальчик улыбнулся и испустил звонкое: «Ха!»

Но это было не единственной эпитафией Томасу. И даже не окончательной эпитафией. В Вашингтоне, в конце Пенсильвания-авеню, Кааба надстроилась пирамидой, на вершине которой поднялась статуя. За модель скульптор взял фотографию из «Лайф», так что Томас представал миру несколько необычно: в парадном комплекте. Эпитафия, вырезанная на постаменте, своим происхождением была обязана Ирвину Уайтхоллу.

ТОМАС МВАНГА ХВА

(2009–2028)

Икар взлетел слишком высоко.

Томас продвинулся слишком далеко.

Он пересек пределы мира,

И его корабль разбился о рифы безверия.

Те, кто последуют за ним, почтят его славную память.

Однако ТОМАСа, другого ТОМАСа, переубедить так и не удалось. Закрадывалось подозрение, что он просто завидует, упорно продолжая держаться своего первоначального мнения о том, что все это охренительная чушь !

Но возможно, сам Томас выбрал бы себе именно последние слова в качестве эпитафии.

В оригинале: Theoretical Happen-chance Of Misreport And Sham, отсюда по первым буквам THOMAS (в русскоязычной традиции этому имени соответствует Фома, и аллюзия на евангельскую притчу выглядела бы как «Фома неверующий»). — Прим. перев .