Михаил Исаков - Ловушка для героя

Главным вопросом, занимающим головы трех обитателей наблюдательного центра, был достаточно прозаичным — Кто виноват? В том смысле, из-за чего собственно началась заваруха. Просматривалось два варианта: либо Ловец все же привел хвост, либо это сугубо местные разборки. Второй вечный вопрос — Что делать? — не возник. На него заранее дали ответ столь же вечные и незаменимые бюрократические параграфы. По инструкции положено, чтобы на все непонятные вопросы отвечали полевые работники. Персоналу регионального центра предписано защищать здание и содержимое центра, а главное — не вмешиваться. Поэтому прощальные слова Бобра — "Сам заварил, вот сам и расхлебывай" — показались не обидными и даже содержащими долю правды. Маленькую такую дольку.

Побледневшее лицо усача-доктора — последнее, что увидел Ловец перед прыжком на соседнюю крышу. Короткий, насколько позволяла гостиная комната на втором этаже, разбег и полет над широченной улицей. Скорее даже маленькой площадью, а не улицей. Люди, прятавшиеся в тени ближайших домов, по всем признакам должны были ахнуть от восторга. Вместо этого в Ловца полетело несколько арбалетных стрел — реакция у ребят оказалась отменной. Окно открылось перед самым прыжком. Фактически Ловец разбегался прямиком на закрытые, обитые железом дубовые ставни. Чуть-чуть запоздай доктор с задвижкой и… В общем, с разбега ставни не пробьешь ни лбом, ни другими твердыми частями тела.

Зато живому снаряду очень здорово удалось пробить крышу соседнего домика. Мгновение, и старая почерневшая черепица брызнула осколками, скрипнули ломающиеся доски. Ловец оказался в облаке мучной пыли. Чердак пекарни. Вообще-то, расчет был, что он просто приземлится на крышу и сможет оторваться от преследователей, перебираясь прыжками с дома на дом, или уйти дворами. Не повезло. Кто ж знал, что доски у скупердяя пекаря оказались хлипкими, да еще и гнилыми. Никто не захотел выслушивать его нелицеприятные замечания по поводу излишней экономии. Обложили их грамотно, и было некогда удивляться тому, что внизу Ловца ждал отнюдь не пекарь.

Прыжок с лестницы и сильный, наотмашь, удар левой рукой. Шаг назад и вправо. Присел, и еще удар уже другому нападающему. Дрался бездумно. Главное скорость. Заметил только, что они одеты в черное, не видно лиц.

"Что ж вам всем от меня надо? Уроды!"

Выскочил на улицу.

Еще один, видимо стрелок, прятался в тени. Попытался напасть и рухнул с гортанным стоном в пыль немощеной улицы. Бобр молодец! Успел прикрыть выстрелом из арбалета.

Прыжок, вцепился руками в камень и быстро-быстро вверх, чтобы снова оказаться на крыше теперь уже городской почты. Отдышаться и восстановить дыхание. Кажется, прошло всего несколько минут, может меньше.

"Но очухаться и перезарядиться они уже успели. Значит, прыгать обратно на ту же улицу не имеет смысла".

Бросок на противоположный скат, и вот уже белая фигура оказалась в темном переулке за почтой. Прекрасная движущаяся мишень — мучная пыль предательски окрасила Ловца с ног до головы, — стреляй, не хочу. А загадочные "они" явно хотели попрактиковаться, буквально жаждали.

Падение и кувырок. Две стрелы торчали в земле на том самом месте, где только что был Ловец. Стреляли из легких ручных арбалетов. Ловец определил вид оружия по самому простому признаку — стрелы не ушли в землю до конца, их хвостики дрожали над землей. Если бы у нападающих были тяжелые ножные арбалеты, то шансов у Ловца было бы гораздо больше. Пока стрелки перезарядятся, уперев оружие в землю, он бы им уж головы поотворачивал.

"Били по ногам. — Ловец бежал вдоль заборов в сторону ворот. — Хотят взять живьем, пусть и раненного".

Такой расклад его не устраивал. Плохо было и то, что его никто не преследовал. Они так и остались на своем посту. О чем это говорит?

"Впереди меня ждут".

Резкий поворот налево. Втиснуться в помойную щель между домов. Канализации в этом центре вселенной, конечно же, нет. Да и зачем, когда можно все естественные и неестественные отходы сливать в такие вот щели. Вонь страшная, болезни опять же, но…

"Вонь?"

Карабкаясь вверх, Ловец обратил внимание на то, что не чувствует запаха. Совсем. Когда он забрался в окошечко для слива помоев, осознание странной обонятельной анемии приобрело устойчивость, а когда он скатился по лестнице в комнату к сапожнику, его уже разбирал хохот.

Смех буквально душил его, словно рвотный рефлекс, накативший волной откуда-то снизу живота. Сводило желудок, ноги не держали, — очень хотелось отдаться такому же радостному наслаждению, какому предавались башмачник, его жена и трое детишек.

— Ха — ха — ха — ха!!! — Семейство мирных обывателей каталось по полу и хрипло, на разные голоса, смеялось пятью разинутыми ртами.

Отчаянным усилием он доковылял до шкафа, где ровными рядами стояла разномастная обувь. Он даже не знал, зачем он туда направился. Казалось, что движение, пусть и бессмысленное, продлит вменяемую жизнь. Но Ловец ошибся. Смех рвался наружу, разрывая горло, и вместе с ним уходили последние силы для сопротивления чувству радости и дикому восторгу. Конец. Ловца ждала та же участь — собирать грязь с пола и смеяться до срыва голосовых связок.

— Ха — ха — ха — ха!!!

И все же. И все же Ловец оказался способен мыслить. Падая на колени, он ударился локтем об угол и заметил, что смех на мгновение отступил. Он приподнялся и рухнул на пол еще раз. Ожидаемого эффекта не получилось. Стало понятно, что не будет ничего хорошего, если бы он как заведенный вскакивал и тут же валился на плохо обструганные доски пола мастерской.

"А вот…" — Ха — хи — ха — хрю!.. — "Когда я ударился…" — Хи — хи — хи!!!.. — "И мне было больно…".

Ловец дотянулся до шила, валявшегося рядом со сломанной табуреткой, и уколол себе ладонь. Больно. Уколол еще раз. Очень больно. Смех резко оборвался.

— Уши бы оборвал тому, кто это придумал. — Недавно выпитый кофе полился обратно. — Э — э — э… Хи — хи — хи…

Пришлось колоть себя еще раз. Потом подобрался к уже хрипящему ремесленнику и резко ткнул его в задницу.

— Ма-ма-ть, твою! — Сто процентный эффект.

— Давно на-хи-хи-чалось?

— Да-а-ха-ха! Ай! — Тыкать пришлось не только себя, и он не испытывал удовольствия от такого использования костлявой пятой точки башмачника.

— Понял, что надо делать?

— Не дурак.

Ловец воткнул шило рядом с лицом мужика и достал уланский стилет. Готовый сорваться смешок прогнал аккуратным неглубоким порезом ладони. Надо было попытаться оглядеться с помощью особых возможностей и без гомерического хохота.

Ничего, кроме холодной синевы, он не увидел. Ловец ожидал чего угодно, но только не этого. Смех, вообще-то, похож на слоеный пирог из ярко красного и ярко зеленого, и логично было бы предположить, что эти цвета должны бушевать как штормящее море.