Владимир Швырёв - Ближние горизонты

Несмотря на это, я раз за разом продолжал свои попытки сделать вдох. Но все было тщетно. Тело отзывалось лишь предсмертной, мучительной икотой, от которой мне становилось только хуже.

В какой-то момент, когда все вокруг уже было слепяще белым, я вновь приобрел способность спокойно думать. Мне стало смешно от собственного неразумия и упрямства. И решение пришло само собой — почему бы мне просто не перестать дышать. По крайней мере больнее мне от этого не станет. Кого я пытаюсь перебороть: собственную натуру или то серое пятно, которое маячит где-то вдалеке?

И больше я не дышал. Я уходил из-под власти Ключника. Серое пятно его лица отодвигалось от меня все дальше и дальше. Оно становилось бледнее, теряя былую мрачность. Собственная злоба иссушала Ключника. Она пожирала саму себя. Она растворяла Ключника в пространстве, лишая его индивидуальности и присущей только ему глубокой черноты.

И вот уже вокруг меня нет ничего, кроме слепящего белого света. Я потерял в нем свою боль. Теперь я никак не мог вспомнить, как это — больно. Что это такое? Какая она, боль? Черная, белая, красная, синяя — какая она? Большая она или малая? Хрупкая она или прочная? Твердая она или мягкая? Холодная или, наоборот, горячая? Какая? Что она собой представляет?

Подо мной не было опоры. Я парил в белом свете, и это было ни на что не похоже. Я чувствовал свое тело, но теперь оно было словно слегка мало мне. Я не помещался в собственной коже. Я знал, что если сожмусь в комок, то она не выдержит и лопнет по всей длине моего тела. Я мог сделать так в любую минуту, но я не хотел торопиться. Я чувствовал себя очень уютно и поэтому не спешил расстаться со своей слегка тесной оболочкой. Мне было хорошо. Я парил в теплом молоке, и у меня не было ни тревог, ни забот, ни печалей. Тело мое было полностью расслаблено. Оно совершало непроизвольные движения, подчиняясь таинственным течениям, которые возникали в белом свете.

Когда я вдоволь насладился белым покоем, пришло время сделать следующий шаг. Мысль о шаге была действием в белом свете, и передо мной возникла черная дверь, в которую мне предстояло войти.

Дверь вела меня к источнику моей боли. Там, за черной преградой, скрывалась душа Ключника. Я переступил порог и вошел в темноту. Я вновь почувствовал твердую почву под ногами. В центре комнаты окруженный белым ореолом сидел Ключник. Я подошел к нему. Одним движением я мог уничтожить его и освободиться от той боли, в которую он меня погрузил. Я уже занес для удара руку, когда в полной тишине Ключник указал мне на что-то за моей спиной. Я быстро обернулся. В нескольких шагах от меня на невидимой до этого стене разгоревшаяся желтым масляным светом лампада вытащила из темноты первые слова, выбитые в камне: «Живые сядут в круг, чтобы навсегда забыть меня. Я знаю. Рядом с ними никогда не будет места мертвому».

Первая лампада медленно затухала, но рядом с ней так же медленно разгоралась новая. Слова над ней были такими:

«Имя мое лишь звук. Нет нужды запоминать его, чтобы потом знать. Имя не стоит памяти».

Лампады затухали и разгорались, не прекращая своего движения по кругу скрытой в темноте стены: «Кто захочет — выкрикнет мое имя в скалы. И эхо унесет ничего не значащий звук в небо. Там пустое имя мое станет воздухом. Кто вдохнет этот воздух, тот не задумается. Через секунду он уже выдохнет его прочь».

Теплый масляный свет лампад рассеивал мрак души Ключника, чтобы я мог увидеть и понять горечь его жизни.

«Кровь мою соберут и тонкой струей выльют в реку. И чистые воды растворят ее в своих глубинах. Кто утолит свою жажду новой водой? Я никогда не узнаю его».

«Мертвое тело мое семенем упадет в землю, чтобы прорасти и стать новой землей».

«Все. Меня нет. И был ли я на самом деле».

«И только белый череп мой займет место на черном камне трибун, чтобы каждое утро проливать слезы росой, скопившейся за ночь в моих пустых глазницах».

Я посмотрел на Ключника. Белые слезы боли катились по его черному лицу, чтобы укутать своим ореолом его высохшее тело. Новые слова между тем высветились из мрака за спиной Ключника, продолжив свой убыстряющийся бег из темноты в темноту. Быстро. Очень быстро. Я не успевал читать слова. Все, что оставалось мне, — это смысл.

«Я часть и я причастие», — уходило в темноту.

«Я ничто и я нечто», — приходило со светом.

«Я нуль. Я множество нулей, из пустых глазниц которых складывается Вселенная.

Закройте мои глаза навсегда. Заберите мою способность видеть все вокруг. Я хочу в мрачной слепоте своей понимать Вселенную, спотыкаясь при этом о то малое, что будет вставать на моем пути. Все, чего я хочу, — это беспомощно падать при каждом новом шаге вперед».

«Как легко и одновременно сложно. Но не происходит все так, как я хочу. Что остается мне? Только это:

— Мы были? — Вопрос.

— Мы были! — Утвердительный ответ.

И все это обман. Пустое. Но что же тогда останется внутри меня на самом деле? Ведь и вопрос, и ответ не имеют смысла, потому как знаю страшную правду — нас никогда не было. А значит, некому задать вопрос, и некому утвердительно ответить на него. Вновь пустота».

Когда после этих слов свет померк, Ключник с большим трудом поднял руку, чтобы вновь указать мне на стену. Желтая лампада высветила всего одно последнее слово: «Уходи!» Лампада мигнула и погасла. Это не был приказ, скорее это была мольба о помощи. Теперь Ключник был в полной моей власти. Но я не воспользовался его слабостью. Я не сокрушил его власть. Не в этом был смысл моего испытания. Я сделал третий шаг и вышел в белый свет из черной души Ключника. Поиски мои продолжились.

Я долго безвольно плыл, подчиняясь невидимым течениям. Я пытался вспомнить свою боль. Я знал, что, пока не обрету ее снова, я не смогу вернуться назад. Я изо всех сил старался представить себе эту страшную силу, которая многим управляла в моей жизни. Память не помогла мне, и я стал искать поддержки в логике вещей и событий.

Мои поиски продолжались до тех пор, пока я совершенно неожиданно и со всей отчетливостью не осознал, что белый свет вокруг меня — это и есть моя боль. Как я мог не догадаться об этом раньше? Как я мог забыть? Белые глаза драконов, белые слезы Ключника, свет вокруг меня. Вот он, простой ответ на сложный вопрос.

Белым светом боль прощается с нами навсегда. Белым светом боль скрывает от нас правду о том мире, в котором мы живем. Белым светом боль не позволяет нам заглянуть за горизонт обыденности.

И я решил во что бы то ни стало увидеть то, что она скрывала от меня все это время. И тогда я попытался всплыть. Напрасно. Я тряс головой, чтобы разогнать проклятый свет перед своими глазами. Я протягивал руки, но повсюду была пустота. Белый обман. Последний порог неведения. Я был уверен, что смогу преодолеть его.