Владимир Швырёв - Ближние горизонты

Мы приближались к центральной части Храма. Дыхание Стражей изменилось. Я не заметил, в какой момент это произошло. Я просто почувствовал, что легкие мои сжались от недостатка воздуха. Сколько бы я ни сопротивлялся, стараясь дышать по-своему, в конце концов я полностью подчинился чужому жизненному ритму.

Поворот, затем еще один и вот он, центр Храма. Я стоял у подножия огромной, возвышающейся над всеми камнями и строениями черной скалой. Она имела естественный неровный вид, и только одна из ее покатых сторон была отшлифована руками человека. Ее гладкая поверхность отражала солнце и плывущие по небу облака, окрашивая их в свой натуральный черный цвет. Высокие ступени, прорубленные в скале, вели к ее вершине, туда, где находился главный алтарь Храма. Ступени эти были широки внизу и постепенно сужались к вершине. Если стоять у подножия скалы, то могло показаться, что лестница, которую образовывали эти ступени, ведет прямо в небо, и если взбежать по ней, то можно запрыгнуть на проплывающее мимо облако и поймать солнце голыми руками.

Я задыхался. Стражи больше не меняли ритма. Они забирали воздух у меня из груди понемногу, аккуратно, так, чтобы я не потерял сознание.

Черная скала в центре Храма основательно плыла у меня в глазах. В какой-то момент я увидел, что она не просто дрожит и оплывает, подернутая солнечным зноем, — нет, я почувствовал ее движение. И тогда черная скала действительно провернулась в синем небе, словно ключ в замке, отчего то распахнулось, готовое принять всех страждущих.

Стражи выталкивали меня из своего дыхания. Я был словно под водой. Мне хотелось действовать. Мне хотелось бежать. Мне нужно было выбраться туда, где можно было вдохнуть полной грудью. Я посмотрел по сторонам, но повсюду мне виделась тесная безвоздушная муть. И только впереди, высоко — там, на вершине скалы, где заканчивалась черная лестница, я видел выход на поверхность. Только там я мог наконец вдоволь надышаться.

Кто-то снял с моих рук шерстяную нить, Стражи расступились, и я побежал. Я поднимался вверх, совершая немыслимые прыжки, перелетая через высокие ступени. Сердце мое готово было выскочить из груди. Оно толкало меня вперед, и от этого я бежал еще быстрее. Я взлетал вверх подобно птице. Храм опускался вниз, теряясь в голубой дымке прошлого. Мне казалось, что я вознесся к самим облакам, хотя на самом деле до неба еще было слишком далеко.

Я перелетел через последнюю ступень и наконец сделал такой долгожданный глубокий вдох. Легкие мои готовые до этого момента разорвать грудь, наполнились холодным, чистым воздухом. Я оглянулся, чтобы посмотреть на Храм, и едва не упал вниз — так высока и крута была лестница из черного камня. Пропасть манила меня, но кто-то положил мне руку на плечо, и я удержался. Я посмотрел на лес, я посмотрел на камень с террасой. С такой высоты все казалось миниатюрным, но при этом нисколько не теряло своего значения для меня. Отсюда можно было увидеть все в целом, и от этого картина получалась внушительнее и вместе с тем становилась намного ближе, чем раньше. Если бы в тот момент я испытал хотя бы тень сожаления, я, не задумываясь, отказался бы от всего. Я отказался бы даже от того, чтобы занять место Ключника, и всю оставшуюся мне жизнь просидел бы на той, далекой теперь для меня террасе, глядя на то, как медленно вырастает лес.

Так могло бы быть. Но я не сомневался и не сожалел. Я был совершенно спокоен.

Я отвернулся от своего прошлого и посмотрел на того, кто удержал меня от падения в пропасть. К своему удивлению, я вновь увидел перед собой лицо, закрытое черным колоколом из непрозрачной ткани. Рука по-прежнему лежала у меня на плече. Ни заботы, ни тепла не было в ее прикосновении. Это четыре новых Стража встречали меня на вершине лестницы. Я насторожился, прислушиваясь в ожидании очередного приступа удушья, но так ничего и не почувствовал. Теперь дыхание Стражей было еле слышным, почти незаметным. Оно было чистым и прохладным. Оно успокаивало меня.

Сердце мое после стремительного бега вверх по лестнице своими ударами теперь разрывало мою грудь изнутри. Сердцу было тесно в узком и темном пространстве. Оно давно переросло свою колыбель и теперь стремилось вырваться наружу, чтобы начать новую жизнь. Оно билось в грудной клетке, тщетно пытаясь разбить ее прочные прутья, сплетенные из ребер, мышц и сухожилий. Сердце вбирало в себя все больше и больше крови. Оно съедало ее, набираясь сил для новых попыток выбраться к свету.

Я почувствовал, как похолодело мое обескровленное лицо, какими безвольными стали мои руки, как подкосились лишившиеся костей ноги. Я пошатнулся и упал на черные твердые и холодные, как камень, руки Стражей. Эти руки подхватили мое вмиг отяжелевшее тело и внесли в фиолетовую темноту алтарного зала.

Я лежал на спине. Я не слышал и не понимал ничего, кроме ударов своего сердца. В золотом ореоле мути я увидел серое лицо Ключника, появившееся из ничего. Губы его шевелились. Он что-то говорил, но я ничего не слышал. Я хотел только одного — чтобы мое сердце наконец вырвалось наружу. Чтобы оно перестало сотрясать своими ударами мое измученное тело.

А сердце не успокаивалось и не затихало.

Я видел перед собой лишь фиолетовый холод пустоты, в который время от времени с разных сторон вплывало подсвеченное золотом безжизненное лицо Ключника. Иногда выходило так, что передо мной возникало сразу несколько Ключников в одно и то же время. Я не знал, кто из них настоящий, а кто только мерещится мне. Ключники, не переставая, шевелили губами. Их слова по-прежнему не доходили до меня. Да я и не старался услышать эти слова. Я понимал, что они предназначены не мне. Не были они предназначены и стоящим где-то рядом Стражам. Ключник готовил себя к тому, чтобы открыть врата. И только мое сердце, слыша этот беззвучный призыв, сильнее и сильнее рвалось наружу.

Я повернул голову вправо. Близкая золотая стена зала, дрожа и раскачиваясь, дернулась и стала наваливаться на меня из фиолетового мрака. На ее желтом фоне были нарисованы черные псы, рвущие неведомых мне тварей на части. Там еще было много существ, которых я еще ни разу не видел. Они мрачно смотрели на меня. Они ждали своего часа. Их серые тела были прижаты к земле. Суставы их рук и ног были по-паучьи вывернуты наружу и заканчивались широко расставленными когтистыми пальцами, которые царапали от нетерпения золотой камень стены. Многие изображения были истерты, словно кто-то давно пытался вывести их со стен. Но из этой затеи явно ничего не вышло — слишком глубоко краска впиталась в золото стен. И тогда странные изображения попросту закрыли решеткой размашистых знаков-печатей, не дающих серым тварям никакой свободы.