Ольга Болдырева - Без души

Я снова перевёл взгляд на фотографию. Вот мама — красивая: рыжая, яркая, подвижная. А на этом снимке она была похожа на бледную тень. Заплаканные глаза, потускневшие волосы. Сухонькая, ссутулившаяся женщина, очень отдалённо похожая на маму. Её обнимает папа — Леша почти точная его копия. Здесь отец уже седой и безгранично уставший. Братишка вместо меня задувает свечи. А я смотрю мимо лиц родных на стену.

Мысли текли вяло, я думал о том, что теперь будет. Всё уже изменилось. Если сначала надеялся, что хоть что‑то останется прежним, то теперь не было ничего. Не знаю. Алив сказала, что можно делать всё, что угодно: с чистого листа переписать всю историю. Так, как захочется мне. Вот только желания нет. А должно быть. От мыслей меня отвлек шум. Видимо, Леша что‑то опрокинул, может, сам порезался.

Больше не думая, я встал и, продолжая сжимать в руках фото, быстро прошёл в свою комнату, остановившись у порога. Брат с приглушёнными ругательствами пытался поднять опрокинутый стул так, чтобы не задеть осколки, на которые и упал предмет мебели. В витиеватых оборотах он и меня несколько раз помянул. Видимо, Леше совсем не нравилась роль няньки. Няньки больного, безумного брата, которого он все равно продолжал любить. Неудивительно. Мальчишеское желание все идеализировать подло меня предало, не захотев разделить тюремную камеру. Впрочем, а разве должно быть по — другому? Он ненамного меня старше. Конечно, брату хочется сейчас гулять с друзьями, а не собирать острые осколки большого трельяжа.

Я переступил с ноги на ногу, сомневаясь… Сомнения? Хоть что‑то… сомневаясь, стоит ли привлекать к себе внимание, не проще ли вернуться на кухню и что‑нибудь съесть. Но Леша уже обратил на меня внимание. Он долго вглядывался в моё лицо, потом вздрогнул, отвёл взгляд. Я понимаю, пустые глаза — это, наверное, очень страшно.

— Серёжа? — он поднялся с корточек и отложил совок, в который сгребал осколки.

— Да, — прошептал я и ещё сильнее сжал фотографию. Края рамки больно впились в ладони, словно говоря, что я всё решил правильно.

Леша не заметил моего изменившегося тона. Я не буду притворяться. Не могу причинять брату неудобства, пусть и ничего не чувствую. Только странное знание того, что организму необходим сон. И всё. Возможно, нагрузки возвращения, приход в себя, обновление сознания, постепенно возвращение способностей, которые медленно наполняли меня, и смертельная усталость прошлой жизни забрали все физические силы, требуя детального восстановления тела.

— Ты давно здесь?

— Минут пять, — отозвался я, прислонившись к дверному косяку. Говорить было трудно, каждое слово давалась с неимоверным усилием, словно я заново учился говорить. Хотя почему "словно" — действительно в первый раз.

— Сережа? — братишка подскочил на месте, посмотрев на меня как на восьмое чудо света, ассоциативная фраза пришла сама, но улыбнуться я не сумел. Похоже, Леша подумал, будто ему послышалось.

— Да, брат, это я, — немного помолчал и всё‑таки добавил: — Здравствуй.

Он почти подбежал ко мне и вопросительно заглянул в глаза, но теперь уже не испугавшись поселившейся там Бездны, ведь бессмысленная пустота сменилась пустотой осознанной. И убедившись, что это не чья‑то злая шутка, братишка крепко меня обнял.

— Но как?! — чувства и эмоции — чужие, настоящие, живые…

Недоступные.

— Я… я как‑нибудь потом расскажу. Точнее не как‑нибудь, а как можно раньше. Просто очень хочется есть и спать… прости…

Я старался сделать свой тон нормальным. Таким, каким он был в прошлой жизни. Или хотя бы попробовать говорить, как полноценный человек. Но длинными фразами приходилось давиться, глотая окончания и запинаясь. Семь лет в прошлой жизни, когда я ни с кем не говорил, сидя в холодной крошечной камере. Потом ещё два года, лежа трупом. И это тело тоже не умело нормально разговаривать. Но всё‑таки у меня получилось. Леша счастливо засмеялся и закивал головой, не скрываясь слёзы радости.

— Ты, ты сможешь так, когда родители вернуться? Или мне это всё снится?! Господи, нужно им звонить, чтобы они приехали — посмотрели! Как такое возможно?

Я задумался. Родителям не стоило сейчас возвращаться. Чудес не бывает, а мое "исцеление" можно немного заретушировать. Бездна, уловив мысли, прикоснулась своим холодным щупальцем ко лбу Леши, притупляя эмоции и желания. Я знал, что сейчас она нашептывает ему на ухо успокаивающе слова: нет, не стоит удивляться, не надо звонить родителям, тихо… — все именно так, как и должно быть. Взгляд Леши на миг расфокусировался, а в следующую секунду его сознание поплыло, готовое принять любую правду и адаптировать её для себя.

— Конечно, смогу, — сложно говорить, будто ничего не произошло. Будто не было этих мучительных лет. Не было того времени, когда мы были не разлей вода…

И невозможно даже улыбнуться.

— А вдруг? — брат потянул меня за руку. — Пойдём, покормлю тебя, горе наше. Чёрт, как же я рад, что ты… ты… вернулся! А уж мама с папой, как обрадуются! И даже рассказывать ничего не надо! И так все прекрасно!

Бездна втянула щупальце, как только сформировала нужное ощущение. Теперь брат радовался моему счастливому "возвращению", но удивляться этому не мог. Похоже, он сам не до конца осознавал происходящее. Но так было лучше для всех.

На кухне меня накормили разогретой в микроволновке гречневой кашей, йогуртом и крепким кофе со сгущёнкой и свежевыпеченными кексами. Брат смотрел на меня сияющими глазами и беспрестанно трепался, говоря обо всем, что только приходило ему на ум. Я, не зная, о чём лучше всего начать расспрашивать, попросил пересказать новости мира. Слушал, медленно откусывая кусочки от десерта, и думал. В сон клонило всё сильнее. Моему разуму был нужен отдых. Недолгий. Пятнадцати лет хватило. К тому же ещё по прошлой жизни я запомнил, что новую информацию лучше всего усваиваю во сне, раскладывая её по нужным полочкам и тщательно всё анализируя.

— Серёж, ты пока будешь спать, можно я рядом посижу? А то ты, после сна… — взгляд Леши стал виноватым и просительным.

— Ты сам сказал, что теперь всё будет хорошо, — я всё‑таки заставил себя улыбнуться. Но улыбка вышла несмешной, словно я скривился от зубной боли.

— Ну — у, да.

— Сиди, если хочешь. Но лучше сходи — выпей чаю.

Войдя в комнату, я, не думая, восстановил трельяж, обернувшись на замершего в дверях брата. Кажется, после моего выздоровления даже магия не произвела на него должного эффекта. Или же Бездна предусмотрела мою рассеянность.

— Я всё расскажу, — повторил.

Алеша устроился у окна на большом стуле, задвинув шторы, взял со стола книжку — видимо, мне раньше читал вслух. Я лег на большую кровать и закрыл глаза, понимая, что сон где‑то близко. Надо только расслабиться.