Даниэль Зеа Рэй - Айрин (СИ)

— Седьмое, Райвен: вранья по отношению к себе я не потерплю. Либо ты говоришь мне правду такой, какая она есть, либо идешь на хрен. Все понял?

— Одну только правду хочешь? — левая бровь Райвена поползла вверх.

— Да. Какой бы страшной она ни была.

Райвен рухнул на Пенеолу, стягивая с непокорного обнаженного тела плед и присасываясь к ее шее. Пенеола заверещала и стала отпихивать его от себя. Тогда Райвен медленно приподнялся и звучно поцеловал ее в щеку.

— А теперь, выслушай меня, — очень тихо прошептал он. — Первое: я человек чистоплотный и твои требования, касательно всей этой ерунды, уважаю. Второе: я буду ласкать тебя так, как захочу. Если тебе не понравится, ты мне об этом сообщишь, и на этом вопрос будет закрыт. Третье: если после меня на твоем теле останется хоть один след — я запрещу себе прикасаться к тебе. Четвертое: мне нравится, как ты стонешь, это возбуждает, так что не вздумай грызть свои кулаки или делать что-то подобное. Пятое: я сам терпеть не могу все это говно с потираем задниц на публике. Всему есть время и место. Но объятия из списка вычеркиваю: в них нет ничего крамольного. Шестое: обманывать тебя я не собираюсь, но это не значит, что ради твоего блага я не стану этого делать. И седьмое — у тебя ведь было именно семь пунктов — так вот, запомни, Айри: если я захочу тебя поцеловать, мне будет плевать, почистила ты свои зубы или нет!

Райвен звучно чмокнул ее с силой сжатые губы и вновь вернулся к шее. Спустя час Пенеола сидела в лохани в омовенной и думала о том, что как-то быстро она скатилась до уровня похотливого животного. Вчера. Два раза сегодня утром. Да и сейчас Райвен продолжал сверлить ее взглядом.

— Секса много не бывает! — перебил ее размышления Райвен, подливая теплой воды в ее ванную.

— Но должен же быть хоть какой-то предел?

— Пока мы голодные — предел ограничен только твоим самочувствием. Проще говоря: пока ты хочешь и можешь, я к твоим услугам.

— Самоуверенный, самовлюбленный павлин! Вот ты кто!

— А, значит, слово «ублюдок» по отношению ко мне ты уже не употребляешь? Прекрасно. Мы далеко продвинулись. Давай, спину тебе намылю.

— Себе намыль. Моя — чистая.

— Айрин… — Райвен застыл напротив нее с куском мыла в руках. — Перестань приму из себя корчить. Подставляй спину!

— Ты еще не знаешь, какой я умею быть примой! — хохотнула Пенеола и встала на ноги, поворачиваясь к нему спиной. — Райвен…

— Да, котенок…

— Извини, что исполосовала тебе спину. Я… Этого больше не повториться. Даю слово.

— Единственное, что тебе стоит сделать, так это ногти свои подстричь. Остальное я вынесу, можешь не переживать.

Пенеола взглянула на свои ноготки и хмыкнула.

— Как скажешь.

Намыленные пальцы Райвена каким-то образом опять оказались между ее ног. Пенеола отняла его руку и демонстративно села в ванную, с укором глядя на него.

— Как скажешь! — Райвен поднял обе руки в воздух и улыбнулся.

— Ну, как ребенок, честное слово!

С лица Райвена сошло все веселье. Он нахмурился и, ополоснув руки, направился к другой лохани. Зрячий молчал, пока наполнял ее, и продолжал молчать, пока мылся.

Пенеола то и дело искоса поглядывала на него. Не похоже было на наигранную обиду. Ее слова про ребенка действительно нечто затронули. Нечто, слишком личное, чтобы обсуждать это с ней. Любопытство начало снедать Пенеолу, впиваясь своими когтистыми лапами в ее голову. Она терпеть не могла, когда кто-либо пытался завести с ней задушевную беседу, вытягивая клешнями интересующую информацию. Но вот себе самой изредка позволяла использовать этот прием. Свесившись через борт деревянной ванной, она начала сверлить Райвена глазами, пытаясь прочесть его мысли.

— Зря стараешься, — устало вздохнул тот, лежа с закрытыми глазами.

— Я тренируюсь. Рано или поздно, у меня получится.

— Когда у тебя получиться прочесть меня против моей воли, я признаю, что состарился и мне пора на покой.

— Ну-да… Ты же в отцы мне годишься…

Пенеола пожалела о том, что ляпнула, сразу же после злодеяния. Райвен виду не подал, но свешенную с борта ванной ногу убрал, отворачиваясь от Пенеолы.

— Извини. Я не в том смысле, что…

— Мне — шестьдесят четыре, а тебе — двадцать шесть. Да, я вполне мог бы быть твоим отцом. Или даже дедом, при определенных обстоятельствах.

Пенеола закрыла глаза и выдохнула. Кто ее за язык тянул? Всегда так: сначала выдаст, а потом разгребает…

— Знаешь, мне кто-то говорил, что оболочка взрослеет только до возраста тридцати лет, а все остальное — лишь опыт. Тебе тридцать, Райвен. И всегда будет тридцать.

Равен повернулся и внимательно посмотрел на нее. Этот взгляд смутил Пенеолу. Слишком пристальный и серьезный. От такого его взгляда она уже стала отвыкать.

— А кто тебе это сказал? — вдруг, спросил Райвен.

— Не помню. Это важно?

— Да. Важно.

Пенеола насупилась, пытаясь вспомнить хотя бы лицо человека, который произнес эти слова, но не смогла.

— Их сказал тебе я.

Пенеола даже приподнялась в ванной, с надеждой глядя на него.

— Это ничего не значит. В твоей голове сейчас каша из реального и вымышленного.

— Скажи, а когда я вспомню, я, то есть Пенеола Кайдис, останусь?

— Конечно. Даже больше, ты будешь помнить обе свои жизни: вымышленную и реальную.

— Значит, я никуда не денусь?

— Нет, ты никуда не денешься.

Райвен наконец-то улыбнулся, и Пенеоле, вдруг, тоже стало легче.

— Не называй меня больше «ребенком», пожалуйста, — вдруг, произнес он. — Никогда.

— Хорошо. Больше не буду.

Он вновь замолчал. Пенеола была уже готова вылезать из ванной, но тут Райвен подал голос и начал говорить.

— Ты уже поняла, что я и моя сестра погибли во время взрыва на Сатрионе.

— Да, — тихо ответила Пенеола.

— За помощь беглой матриати, меня, мою сестру и ее любовницу Совет Зрячих приговорил к десятилетней ссылке на этот спутник Деревы. Беглую матриати, которой мы пытались помочь, звали Анейти, и она была моей связанной.

— Ее казнили?

— Да. Всех нас предала моя жена. Ей приказали. Точнее, ей объяснили, что если она этого не сделает, меня казнят.

— Гвен объяснил?

— Нет. Пире Савис.

— А причем здесь Пире Савис?

— Ты знаешь, что у нас с ней был роман, и что именно она помогла мне пробиться в Совет Зрячих.

— Ты не говорил, что входил в Совет Зрячих.

— Теперь говорю. Когда я и Паола стали парламентерами, необходимость в услугах Пире отпала. Мы с сестрой вступили в коалицию и собирались продвинуть на пост Главы Совета Ри Сиа — отца Кимао и Орайи. Я знал очень много секретов Гвена, и без труда мог использовать эту информацию во время предвыборной кампании. В итоге, именно Пире Савис помогла Гвену меня устранить.