dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов

— Годрик говорит, она подойдет, чтобы заменить Малоуна.

— Слишком молода, — сказал Драко из чистого упрямства.

— Ты так думаешь, папа? Я тоже молодой. Но я уже Король. Милана! Иди сюда.

Скорпиус поманил ее забавным, мальчишеским жестом, и женщина, потрясенно улыбаясь, просеменила к трону.

— Это мой отец, его зовут Драко. Ну? Что же ты?

Милана опустилась на колени и поцеловала кончик туфли Драко. От неожиданности и Король, и отец-тень рассмеялись.

— Нет, глупая. Просто скажи: «очень приятно».

Драко тупо смотрел, как она выпрямляется, и как в ее круглых серых глазах плещутся страх и цепкая надежда.

— Папе ты тоже понравилась, — Скорпиус хихикнул. — Он просто стесняется.

Драко кашлянул.

— Приятно видеть тебя здесь, Милана из Алой пади. Что привело?

— Мы… моя… мы… семья моя… в надежде…

— Ее отец — торговец пряностями. Он владеет всем городом. Мы его освободим от налогов на будущий сезон, а взамен Милана окажет нам честь и станет служить Королю Рассвета. Ты хочешь служить мне, верно?

Блондиночка, трясясь, закивала.

— Это честь… огромная честь… я…

— Ну, иди. Веселись и, смотри, обязательно потанцуй, а папа посмотрит, что ты умеешь. Покажись ему во всей красе…

Драко не выдержал, отвернулся, сошел по ступенькам и стал пробираться через толпу подхалимов, окружившую трон. Он услышал взрыв смеха и испуганный писк Миланы, отвечавшей на какую-то очередную глупость Короля.

Он досадовал на себя, злился на сына, но при том был напуган. Что-то совсем недетское было в этом разговоре, и даже не грязное школьное любопытство — а зрелый, точный расчет.

В своей спальне он, поддавшись необъяснимому страху, придвинул кресло к двери. Затем взял кувшин с водой и выплеснул отраву на мраморные плиты балкона.

Разделся и лег, ожидая бессонницы, готовый к ней, как к пытке или приступу изматывающей болезни. Жара не спадала, в темном небе вспыхивали точки фейерверка, слышались треск и свист падающих шутих. Драко положил руку на грудь и чувствовал, как при каждом далеком взрыве его сердце делает маленький испуганный прыжок.

— Наконец-то, — сказал король Эан, выступая из мглы. — Я дожидался так долго.

— Чего ты дожидался?

— Когда ты откажешься от наркотика. От сонной отравы.

— Прежде ты приходил во снах…

— А теперь я могу прийти лишь в потерянный сон. В настоящий сон. Иначе говоря, в твою бессонницу.

— Хорошо, — без выражения сказал Драко, — приходи.

— Ты больше не станешь ничего пить? Ты умрешь от жажды. А если станешь, то зелья тебе подсунут, не беспокойся.

— Мне нечего терять.

— Так уж и нечего? А твой сын?

— Позволь напомнить, Эан. Ты обманом заставил меня поклясться, что я убью его.

— Я хотел, чтобы ты убил узурпатора, ограбившего меня, а не мальчика.

— Не говори загадками. Впиши мое имя в свой список предателей. И проваливай.

Эан подошел к постели и грустно улыбнулся. Он выглядел лучше, чем прежде — моложе, свежее. Кожа стала ровной, разгладились искаженные злобой или болью черты лица. Только глаза без белков все еще были неприятно странны.

— Все очень плохо, Драко? Как ты живешь тут, совсем один, без надежды вернуться?

— Я своими руками надежду загубил. Так что я в полной мере…

— Нет, не загубил. Отдал всем бегущим, так вернее. Вернул давно потерянное. Даже я не смог бы сделать больше.

— Когда ты был королем, ты и не хотел.

— У королей свой долг перед этой землей.

— А как насчет шестерых богов? Они знают, что к ним теперь присоединился седьмой?

— Они все знают. Знали. И будут знать. Они спорят теперь, спорят целую вечность, но я встану на твою сторону, если им угодно будет спросить меня.

— О, да тебя повысили в должности. Уже и богам советуешь?

— Смертные и боги — суть одно. Джаяти доказал на деле.

— Только плохо получилось.

— Все из-за природы смертного, питающегося смертным веществом. Пока этот круг не разорвать, вы будете делать ошибки. Мы все будем делать ошибки. Возьмем, к примеру, меня? Отчего я не ухожу, отчего я желаю смерти своего врага, отчего представляю ее и радуюсь заранее?

— Ну, уж… и не знаю даже. Может, потому, что ты вообразил себя каким-то высшим существом, вообразил, что ты равен богам — а на деле просто жестокий, мстительный говнюк?

Эан рассмеялся.

— Ты отрекся от своего обещания, Драко.

— Отрекся.

— А я от своего — нет. Ведь я обещал быть с тобой до конца, помочь тебе даже там, в Ан-гри-и?

— Что-то такое припоминаю. Но об «Ангрии» придется забыть.

— Ты с этим смиришься?

— Выбора нет.

— Ты боишься?

— Я устал.

— Боишься потому, что Гарри Поттер тебя оставил?

Драко промолчал.

— Но он не оставит тебя. Я знаю. Ходят слухи о людях, которые собираются в Гаванях Скорби, на Переправе Быка. Все недовольные, все отчаявшиеся, все, кому страшно — идут туда. А по Фаэйре ходят слухи о демоне в рогатой тиаре, который скользит во тьме, и глаза его смотрят с высоты.

Рывком, выплеснув на пол волну жемчужин, Драко сел.

— Это правда? Где он?

— То здесь, то тут.

— Эан, хватит! Ты только и делаешь, что играешь…

— Он идет сюда с севера. Отряды повстанцев пойдут с юга. Когда они встретятся, ты окажешься в сердце битвы, Драко. И тогда ты не спрячешься, не сможешь выпить отраву и просто уснуть. Тебе придется выбрать.

— Что я должен сделать?

— Спасти своего сына.

— Но как, ради Мерлина, что я могу…

— Не зови сюда этого простака, волшебника-недоучку из чужих земель. Здесь другое волшебство, куда страшнее. Слушай внимательно. Ты умен. Ты догадался уже, что мой камень держит душу твоего сына в заложниках. Мой камень не отпустит ее. Больше никогда.

— Да. Да, я знаю давно…

— Душа его все еще жива, хоть и прячется. Прячется, как я, в темной комнате в далеком лабиринте. Ты не дозовешься, и больше не пытайся, иначе камень убьет ее.

— Я буду…

— Когда камень будет извлечен из тела, тело рассыплется в прах. А душа мальчика окажется в ловушке. Тогда ты возьмешь камень и принесешь его мне. Я заберу его и верну себе трон. А ты вернешь себе сына. Невредимого. Целого. Душу и тело.

— Но как я тебя отыщу? Ты сам придешь сюда? Или будешь всегда здесь, со мной?

— Мы встретимся там, за порогом. Иного пути нет, а здесь я пока что — лишь тень, я не могу говорить иначе, чем в твоем сне, и я не живу иначе, чем говоря с тобой.

— Я должен пронести камень в Высокую Дверь? Тогда я просто могу… взять Скорпиуса и…

— Ты не сможешь, — с состраданием сказал Эан. — Уже не сможешь. Камень, облеченный телом, сильнее всего, что есть, любого оружия и любого волшебства. Он высосал из мальчика все, всю его силу, желание жить и любовь к отцу, и теперь он очень, очень силен.

— Я все равно не смогу…