dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов

Мальчик не ответил.

Они добрались до двери, Шейн, слепо вытянув руки перед собой, толкнул ее. В спальне Шэннон было темно, тихо. Драко слышал свое дыхание и дыхание мальчика — сбитые, скомканные, влажные звуки.

— Шэннон? — позвал он. — Госпожа Шэннон, проснитесь.

Во тьме послышался шорох, вздох.

— Это я, Драко. Ваш сын стоит рядом со мной, я держу кинжал у его горла. Зажгите свечу и взгляните.

— Мама, не надо, — заорал Шейн и задергался. Драко почувствовал, как на миг кончик лезвия ткнулся глубже — и почти провалился под мягкую, податливую кожу. Мальчик вскрикнул и заплакал. — Он меня убьет! Мама! Мама!

Вспыхнуло пламя свечи, Шэннон сидела на постели и держала ее в руках, лицо ее было совершенно ровным, бесстрастным, черные волосы лежали по плечам тусклым плащом. Ее тонкая рубашка, расшитая мелким узором, больше открывала, чем скрывала, и Драко отвел взгляд.

— Что ты делаешь, Драко-беглец?

— Бегу, — сказал он с безумной пустой ухмылкой. — Ты видишь, что я делаю. Держу нож у шеи твоего испорченного сына. Он привел меня в свою спальню.

— Ложь, — взвизгнул Шейн, извиваясь.

Драко опять провел ножом из стороны в сторону, и по пальцам мазнуло чем-то горячим, влажным.

— Встань, сними с меня ожерелье. Если попробуешь колдовать, то, клянусь тебе, моя рука дернется прежде, чем я упаду.

— Куда ты пойдешь? За что ты так с нами, Драко?

— Делай, как я говорю, Шэннон из Льняного края. Не думай обо мне. Думай о нем.

Шейн тихонько заплакал.

— Мама, он врет. Все это задумал с самого начала. Соблазнил меня, уговорил…

Драко надменно улыбнулся:

— О, это правда. Я его соблазнил. Иначе откуда такому, как он, знать, как целует настоящий отец? В губы, как любовницу. Так, Шейн?

Он слегка встряхнул его. Мальчик что-то просипел, кровь бежала по его груди, по плоскому животу.

Шэннон поднялась, поставила свечу, подошла, неслышно ступая.

— Ты негодяй, Драко-беглец. И после всего, что мы сделали для тебя? Вот так ты нам платишь?

— Ты знала, что такое беглецы. Сама рассказывала — разбои, убийства. Стоило ли рисковать? Но ты рискнула.

— Ради тебя, — тихо сказала она. На скулеж сына она не обращала, кажется, никакого внимания. Драко и восхищался, и ужасался такой выдержке. — Ты помнишь, как попал сюда? Ты был голый, измученный, потерянный…

— О, прошу тебя. Давай окончим представление.

Она смотрела ему в глаза несколько долгих мгновений. Он вдруг понял все — с непостижимой и холодной ясностью — понял ее. И простил.

— Твой муж не вернется. Я тебе не муж, и никогда им не стану. Я люблю другую женщину. И ему я не отец, и никогда не буду. У меня есть сын, он живой, и я ему нужен, — сказал он, только чтобы прогнать наваждение. — Если ты правда любила меня…

— Замолчи, — оборвала она его, поднимая обе руки. — И ты, Шейн. Хватит плакать. Он лишь поцарапал тебя. Он не сделает больно.

Она положила руки ему на шею, теплые, гладкие руки, повозилась с узлом — и ожерелье беглеца упало на пол. Драко наступил на него с таким удовольствием, какого в такой момент от себя и не ждал.

Он попятился к двери, не выпуская мальчика и не убирая кинжал.

— Что ты делаешь? Я отпустила тебя, Драко, — Шэннон повысила голос, и, кажется, впервые дала волю своему страху. — Отпусти и ты его.

— Пока не буду там, за порогом.

— Ты сумасшедший! Никто не уходит в ночь. Не здесь, не в краю Полудня!

— Мне надоели эти страхи и суеверия, — негромко сказал он. — Я наелся досыта вашими легендами и прочей ерундой. Ночь кончится очень скоро. Я буду далеко, и не вздумайте высылать за мной. Вы знаете, что сюда едут стражи свободы.

— Врет, все врет, — просипел Шейн, дергаясь и дрыгая ногами, — никто не придет ему на помощь. Мама! Пусть убирается, пусть его сожрут там, в ночи. Пусть его чума заберет, пускай…

Они спустились вниз, миновали стол, на котором сиротливо желтел маленький светильник.

Шейн почти волочился рядом с Драко, спотыкаясь и плача, кинжал оставлял узкие полосы на его красивой шее — и Драко изо всех сил пытался их не оставлять, да иначе не получалось. Наконец, с огромным облегчением, он отшвырнул мальчика в сторону. Загремел резной дубовый стул, Шейн упал на пол и завыл в голос. Шэннон бросилась к сыну.

Драко взял фонарь и толкнул тяжелые двери. Вышагнул в полную темноту.

Он так долго представлял себе побег, что теперь ноги сами несли его — мимо амбаров и колодца, мимо тополей, каменной ограды, и все вокруг было мраком, бархатным, плотным, лишь жалкий круг света от фонаря выхватывал — то бледные головки цветков льна, то высокий серебристо-серый ствол дерева, то вытоптанный пятачок травы под ногами.

В ночь за ним никто посылать не станет — это наверняка. Не станут, скорее всего, и с приходом солнца — да и кто мог бы преследовать?

Шэннон не отпустит сына, а сама не опустится до охоты за беглецом. Лауро? Смешно. Остальные? Девицы, женщины, старухи, беспомощные и глупые.

Нет, побег отсюда был делом совсем простым. Не следовало тратить время и ждать, когда ее сердце смягчится — надо было провернуть все в самом начале.

Собственные нелепые ожидания Драко показались ему такими смешными, что он даже тихонько хохотнул. Чего он ждал, на что рассчитывал?

Женщина сошла с ума без мужчины. Настолько помешалась, что выкупила беглеца и сделала его своим, в полном смысле слова, своим. Не роняя достоинства, не прикоснувшись даже к нему, без поцелуев, признаний, объятий и постели. О, это было довольно ловко проделано.

Драко шагал по льняному полю, спотыкаясь о путанные стебли и камешки, распаляя в себе этот гнев на нее — гнев придавал храбрости, честно сказать.

Ночь была пустотой — совершенной, абсолютной, немыслимой. Ни звука вокруг. Он обернулся. Узкие прорези окон поместья светились тускло-оранжевым — словно глаза какого-то далекого, большого, мирного зверя.

Зашагал быстрее, стараясь унять растущий ужас. Недолго, говорил он себе, недолго. Он будет на дороге, и появится солнце. Высокие травы касались его ладоней, задевали бедра и колени. Прикосновения вкрадчивые, чужие.

Он с облегчением увидел, что шел так быстро — почти бежал — и уже в круге света его фонарика показались две развороченные, блестевшие от влаги, жирные колеи. Драко знал, куда ему идти — к Рубиновому кольцу, повернул и прибавил шагу. В тишине слышал лишь собственное дыхание, да чавкающие звуки под подошвами сапог.

Вот и славно. Теперь он свободный человек, не беглец без одежды и достоинства, а человек, которому всякий рад будет помочь. Ну, хорошо, допустим, и не всякий… В любом мире полно таких, как Кето и Калеб, их всегда больше, чем таких, как Шэннон и Шейн. Ах, Шэннон.

Нет.

Лучше уж корзинщик с его пьяным глупым расчетом, чем такие, как она.