Алиса Дорн - голова быка

— Максим Мортимер, ассистент профессора Фитцерея, главы кафедры танатологии.

Эйзенхарт окинул его недоуменным взором.

— Танатолог? — уточнил он, в ответ на что Максим оскорбленно поправил:

— Специалист-танатолог.

Замешательство Эйзенхарта можно было понять. Наука танатология занимала в умах простых граждан Империи место между где-то некромантией и противоестественными экспериментами над человеком, поэтому предполагалось, что служитель столь темного знания должен выглядеть как и положено всякой проклятой душе: мрачным как Дрозд, затянутым во все черное и полубезумным. Мортимер же, с его белокурыми локонами, широкой улыбкой и обаянием, способным покорить любую женщину от пятнадцати до девяносто пяти лет от роду, не слишком вписывался в этот портрет (в отличие от меня, был я вынужден признать, потому что моя принадлежность к неблагородной профессии еще ни у кого не вызывала вопросов).

— Мы хотим увидеть тело, — впервые с момента прихода заговорил мистер Конрад.

— Одну минуту.

С помощью Максима я нашел необходимую камеру и переместил тело на лабораторный стол. Полицейские склонились над ним.

— Это он.

Эйзенхарт согласился.

— Как он умер? — спросил он.

— Истек кровью. Колотая рана, нанесенная обоюдоострым лезвием, скорее всего, кинжалом, пробила бедренную артерию в этом месте, — показал я. — Сейчас рана, разумеется, зашита — это стандартная процедура перед проведением эксперимента.

— Моя работа, — похвалился Максим.

— Как он попал к вам? — этот вопрос уже задал мистер Конрад.

— У университета договор с городским моргом. Раз в месяц мы имеем право набрать среди невостребованных тел определенную квоту. Этот был в последнем поступлении. Я передам вам сопроводительные документы, напомните, когда мы поднимемся наверх.

— Среди неопознанных тоже? — уточнил полицейский.

— Таких там большинство. Если тело не подходит ни под одно из описаний, высланных полицией, по прошествии должного срока мы имеем право забрать его. Если есть какие-то сомнения, в морг вызывают седьмой отдел. Спросите лучше Эйзенхарта, он эту процедуру знает наизусть.

Виктор подтвердил мой рассказ.

— Не знаю, правда, как они упустили Хевеля. На всякий случай мы отослали им ориентировку еще в январе, — добавил он.

Полицейский из четвертого отдела помрачнел.

— Будем разбираться. Где его вещи? — задал он следующий вопрос.

Максим молча поставил перед полицейскими картонку, на дне которой одиноко болтались часы-луковица.

— Это все?

— Все, что было при нем, когда он попал в морг. А что вы ищете?

Эйзенхарт проигнорировал вопрос и со вздохом обратился к коллеге.

— Значит, либо они отправились в мусор, либо…

— … попали не в те руки, — закончил за него мистер Конрад.

— Необязательно. Если бы он успел встретиться с заказчиком, мы бы узнали об этом. Что, если он оставил их где-то перед смертью?

— Тогда мы этого все равно не узнаем.

— Необязательно, — повторил Эйзенхарт. — Доктор, вы можете оживить его?

Я с сомнением покосился на него.

— Я уже говорил вам, только Духи способны кого-либо оживить. В случае успеха мы можем вернуть его в мир живых на неопределенное время, вероятнее всего, от минуты до полутора часов. Но и на это шансы невелики.

— Попробуйте. Сейчас, — потребовал детектив.

Вперед выступил Мортимер:

— Подождите-ка! Подобные эксперименты обязательно должны проводиться в присутствии профессора. Ресуррекция назначена на завтра, вы можете…

— Мы не можем, — вежливо перебил его Эйзенхарт. — Государственные интересы и все такое. Но вы можете связаться с ним и пригласить его присоединиться к нам сейчас.

— Если дело только в этом, то мы выпишем вам подтверждение, что этот эксперимент был вызван полицейской необходимостью, — добавил мистер Конрад. — Полагаю, это избавит вас от проблем. Вы думаете, этот эксперимент нам поможет, Эйзенхарт?

— По крайней мере не помешает, — отмахнулся от него детектив, пытавшийся убедить Мортимера в необходимости провести эксперимент немедленно.

После некоторых споров Максим сдался и ушел наверх дозваниваться до профессора, в то время как мне выпала сомнительная честь готовить труп к попытке воскрешения. С помощью побледневшего Брэмли мне удалось перетащить тело в соседнюю комнату, обычно запертую и скрытую от посетителей, и там разложить его на деревянном ложе. Мистер Конрад, посмотрев, как мы стянули тело кожаными ремнями, попросил позвать его, когда приготовления закончатся, и расположился в морге на стуле для посетителей. Эйзенхарт же с выражением откровенного любопытства на лице заглядывал через мое плечо, наблюдая за подготовкой к эксперименту.

— Всегда было интересно, чем вы тут занимаетесь, — признался он, увидев, как я прикрепляю провода к телу. — Значит, будете гальванизировать труп?

— Не только, — я проверил, все ли провода закреплены, и объяснил. — Стимуляция nervus phrenicus, грудо-брюшного нерва, и диафрагмы поможет запустить вновь процесы дыхания, в то время как эти провода должны привести в действие мозговую активность. Но главное не это.

Проверив работу насосного механизма, я достал из холодильного ящика консервированную кровь.

— Теперь вы собираетесь делать ему переливание крови, — прокомментировал Эйзенхарт. — Неужели все так просто?

Я промолчал, устанавливая венозные катетеры. Флакон с бесцветной жидкостью, появившийся из холодильного ящика следующим, вызвал у Эйзенхарта еще больше вопросов.

— Что это? Хлорид кальция? Адреналин?

Я пообещал себе, что не стану больше на него отвлекаться, пока не закончу с подготовкой, но тут не сдержался:

— Я надеюсь, вы осознаете, что введение такого количества адреналина внутривенно привело бы к летальному исходу в течение пяти минут?

— Правда? Я запомню, — пообещал Эйзенхарт и действительно сделал какую-то пометку в блокноте. — В наше время так легко получить на него рецепт… Но тогда что же это, доктор? Неужели великий эликсир?

Подготовив все для внутривенной инфузии, я ответил:

— Я не знаю.

Разумеется, мой ответ только подогрел его любопытство.

— Как так?

— За историю танатологии было перепробовано множество теорий, и все они ни к чему не привели. Та же гальванизация, о которой вы так презрительно отозвались… Несколько десятилетий назад мистер Юре действительно считал, что подобным образом можно оживить человека, погибшего от удушения или утопления. Разумеется, этого было недостаточно: электрическое возбуждение мускулов приводит только к спазматичным движениям, которыми сейчас не обмануть даже простую публику. Первый настоящий прорыв в танаталогии случился семь лет назад: один ученый из Гельветских Кантонов, ваш тезка, кстати, заявил, что узнал, как оживлять безжизненную материю. В его лабораторию попало тело человека, за сутки до того воскрешенного Дроздами. Довольно ироничная ситуация, на мой взгляд, — Эйзенхарт согласно хмыкнул. — Духи велели вернуть его в этот мир после аварии, только чтобы спустя день он погиб под копытами понесшей лошади. Впервые попытка ресуррекции тогда увенчалась успехом: мужчина вернулся на тридцать девять секунд и даже успел назвать свое имя, прежде чем уже окончательно ушел в мир Духов. После были проведены всевозможные анализы, чтобы понять, чем он отличался от предыдущих подопытных, и тогда в его крови обнаружилось это.