Алиса Дорн - голова быка

— Вы хотя бы знаете, что здесь? — поинтересовался я, гадая, что заставило Виктора, которого в любой момент ждал в родительском доме ужин из пяти перемен, приготовленный под присмотром выписанного из метрополии повара (и бесчисленное количество ресторанов и забегаловок, если у него не было желания посещать родных), привести меня сюда.

— Горох. И мясо.

— Чье?

Судя по размеру костей, задумываться об этом не стоило.

— Если сегодня хороший день, то голубиное. Сегодня хороший день? — спросил он у торговки, которая в ответ захихикала; и не понять, серьезны ли они или сообща насмехаются над забредшим на другой берег чужаком. — Бросьте, Роберт, не будьте таким серьезным. Как вы вообще выжили в армии с таким пищевым снобизмом?

Я попробовал объяснить, что жизнь в империи и жизнь в колониальной армии подчиняются разным правилам, и не имеет смысла их сравнивать, но вскоре махнул на это рукой и по примеру Эйзенхарта обменял мелкую монету на кружку и вторую горбушку. Суп, правда, я после первого же глотка отдал Виктору. А вот хлеб оказался вкусным: серый, ноздреватый, с кислым привкусом закваски, он еще хранил тепло полотенца, в которое была завернута буханка.

— Итак, что мы здесь делаем? — задал я вопрос Эйзенхарту, протиравшему стенки кружки хлебной коркой. — Мы ведь не просто поужинать сюда пришли?

— Нет, — Виктор с сожалением отдал пустую тару торговке. — Назовите мне всех людей, которые могли забрать бумаги у Хевеля — или у его трупа.

— Я, — начал перечислять я, — Мортимер, работники морга, в чью смену привезли тело, сотрудники труповозки, человек, обнаруживший тело и вызвавший их, убийца.

— В принципе правильно. Только ни машины, ни человека, вызвавшего полицию не было.

— Как так?

— Очень просто. Или, по-вашему, нет ничего странного в том, чтобы обнаружить в морге тело со следами насильственной смерти, но без следов вскрытия? — я был вынужден признать его правоту. Я не задумывался над этим ранее, но полицейский протокол не допустил бы такого, даже если бы над обнаруженным телом стоял убийца с чистосердечным признанием, заверенным у нотариуса. — Труп Хевеля в одну прекрасную ночь оказался в морге с оформленными задним числом документами и разрешением от полиции на его дальнейшее использование.

— Я не совсем понимаю.

— Все просто. Ночью в морге дежурит только один человек. Это дает определенную свободу действий…

В самом деле, куда проще. Я попробовал угадать, что мне говорил Эйзенхарт.

— Вы считаете, что убийца — дежуривший в ту ночь санитар?

Мне удалось развеселить своим предположением не только Виктора, но и торговку.

— Слышь, — не пряча улыбки, она обратилась к Эйзенхарту, — твой дружок случаем не куп? Нет? Уверен? Хвала Духам, коли так; дураков у вас полно, но таки фантазеров я еще не встречала.

— Тогда при чем здесь санитар?

Эйзенхарт поковырял брусчатку носом ботинка.

— Сторож. Санитары дежурят только днем. Но и их часто просят… О всяком. То достать определенный предмет…

— Вынести мертвяка, это вон особенно студенты всякие хотят…

— … То потерять пару протоколов или поправить их. Или спрятать тело и направить его как неопознанное на официальное захоронение в общую могилу… У работников морга маленькие зарплаты, — пояснил Эйзенхарт, видя мое удивленное выражение лица. Миссис Марек подтвердила это громким фырканьем. — Действительно маленькие, по сравнению с ними мы с вами, можно сказать, купаемся в роскоши. А на человеческие тела — да и на избавление от них — есть большой спрос. Поэтому как бы город не пытался бороться с подобными… нарушениями, они имеют место быть.

— Я ничего не понимаю, — повторил я. — Пусть даже тело Хевеля подбросили… При чем здесь миссис Марек? Что вы хотели показать мне здесь?

Видимо, прозвучало это достаточно беспомощно, чтобы Эйзенхарт сжалился надо мной и попробовал объяснить.

— Миссис Марек — сестра сторожа, дежурившего в ночь, когда был убит Хевель. После смерти мужа она поселилась у брата и потому в курсе его дел. Миссис Марек, — он поклонился торговке с серьезной учтивостью, — вы не откажетесь повторить моему другу то, что рассказали мне?

Миссис Марек благосклонно согласилась.

— Пришли к нему. К брату. Ночью дело было, я только отсюдова возвратиться успела, как стук в дверь. Брат еще говорил, мол, опосля заживем как никогда, съедем с берега, а то и подадимся в деревню, монет хватит. Этот показывал…

— Аванс, — подсказал Эйзенхарт.

— Этот самый. Много, за обычное дело столько не платят, я-то знаю.

В очередной раз удивившись превратностям гетценбургской системы, в которой существовали тарифы на противоправные поступки, я позволил себе задать вопрос:

— Вы видели того, кто заплатил вашему брату?

— Франт какой-то, — миссис Марек пожала плечами. — Хлипкий, будто пополам сломать можно, но сила она внутри, чувствуется. Остального не скажу. Темно было, особо и не разглядишь.

Описание было мне незнакомо.

— Но он был Быком, — ради проформы уточнил я.

— Э, не, точно скажу, не был.

— Вы сами сказали, что было темно.

— Было, — согласилась торговка. — Только, как говорят, Бык Быка узнает издалека. Этот Быком не был.

В поисках помощи я обратился к Эйзенхарту, но не нашел ее там.

— Вы не задали самый интересный вопрос, док, — его глаза весело блеснули в фонарном свете.

— Какой же?

Это был долгий тяжелый день, и я слишком устал, чтобы играть в загадки.

— Когда был уплачен аванс.

— Аккурат первого и был, — откликнулась торговка.

В голове билась какая-то мысль, отдавая болью в висок.

— Не сходится. Хевель был убит…

— Днем позже, — закончил за меня Эйзенхарт.

— Именно. Тогда почему вы считаете, что эти дела связаны?.. Вы считаете, что тот человек знал, когда умрет Хевель, — внезапно осознал я. — Вы считаете, что это и был убийца!

— Как я говорил, когда знаешь планы противника, его очень легко переиграть, — туманно отозвался Виктор.

— Но кто это был? И как он связан с Алефом?

— Пойдемте-ка. Мне нужно вернуться в управление, — еще раз поблагодарив уличную торговку, Эйзенхарт направился обратно в сторону центра. — Я считаю, что он никак не связан с Алефом — потому что Алефа не существует.

— Но как же…

— Вы еще не поняли? Это инсценировка. Спектакль для простофиль, склонных видеть то, что им хочется увидеть, даже если этого нет.

Мне стало интересно.

— Вы не верите в существование тайных сообществ?

Это было неожиданно: каждый мало-мальски приличный человек в империи так или иначе сталкивался с тайными или закрытыми ложами на своем пути. Социальные круги пронизывали наше общество насквозь, объединяя единомышленников, коллег или даже соседей, не верить в них было так же странно как не верить в воздух.