Алиса Дорн - Рози и тамариск

Эйзенарт встал и предложил ей руку. За то время, что они провели на скамейке, в ботанический сад подтянулись многочисленные посетители, и теперь они неспешно фланировали по посыпанным шуршащим гравием дорожкам мимо нянь с колясками, бонн и гувернанток с детьми постарше, хихикающих пар, выбравшихся из-под опеки дуэний, а также немолодых дам в старомодных платьях, поддерживаемых под руку компаньонками.

— Первый букет, — Эйзенхарт попытался перекричать детскую ссору из-за ярко раскрашенного мяча, — был из коротких ирисов.

Леди Эвелин сверилась с книгой.

— "Вера", "мудрость", "я ценю нашу дружбу", "у меня есть для вас сообщение"…

— Вот! — обрадовался детектив. — Подходит.

Леди Эвелин недоверчиво изогнула бровь, но ничего не сказала.

— Еще там были такие фиолетовые…как шары…

— Только не говорите, что мы здесь из-за вашего ботанического кретинизма.

— Не буду, — легко согласился Эйзенхарт. — Зато я могу их опознать, если увижу.

Поиски нужного растения привели их на одну из пустых боковых дорожек. Слева от них располагался бассейн с табличкой, гласящей, что летом здесь будут цвести лотосы. Сейчас же он был заполнен прошлогодней полусгнившей листвой, отчего желающих насладиться видом (и особенно запахом) вокруг было мало.

— Allium acuminatum, — внимательно прочитал Эйзенхарт. — Вам это о чем-то говорит?

Леди Эвелин закатила глаза.

— Ради Духов, детектив! Это же лук. Как вы его могли не узнать?

— Лук? — переспросил он.

— Да. Вроде того, который используют почти во всех блюдах? Не обращайте внимания, — не найдя понимания, она махнула рукой. — Сомневаюсь, что он есть в этой книжке…

Как ни странно, лук в справочник по языку цветов попал. И даже с весьма конкретным значением.

— "Вы ошибаетесь", — процитировала леди Эвелин, кивая проходившей мимо знакомой. — В смысле, не вы… то есть, вы, но… К Пеху все! Я от вас заразилась, или здесь действительно появляется какой-то смысл?

— Сейчас проверим. Как только найдем последний ингредиент.

Они обошли сад дважды. Прошли по каждой тропинке, осмотрели все растения, однако Эйзенхарт утверждал, что не видит нужного. К началу второго часа леди Эвелин заявила, что, как бы ей не нравилась прогулка в обществе детектива Эйзенхарта, она отказывается повторять маршрут, и взмолилась о пощаде.

— Может быть, вы сможете описать, что вам нужно? Только получше, чем в прошлый раз.

— У меня есть другая идея, — обрадовался Эйзенхарт, пытаясь найти что-то в карманах. — Я нашел у Шона рисунок…

— И вы молчали?!

— Возможно, мне тоже была приятна ваша компания, — галантно предположил детектив.

Леди Эвелин встретила его взглядом исподлобья.

— Скажите уж честно, что вы про него забыли. Давайте сюда, — она развернула сложенный вчетверо листок и пробежалась по нему глазами.

— А это черновик протокола допроса, который вам необязательно читать… Да-да, спасибо… С другой стороны…

— Шон — это ваш сержант верно? — спросила леди, разглядывая выполненный с фотографической точностью рисунок. — У него талант.

— К сожалению, да, — подтвердил Эйзенхарт не без гордости. — Так как, узнаете, что это?

Она неуверенно покачала головой.

— Я могу ошибаться… скорее всего, я ошибаюсь. Но… вы когда-нибудь были на море, детектив?

— Я редко выбираюсь за город, — отрицательно покачал он головой. — Все никак не нахожу время на отпуск.

— Мне это напоминает один кустарник, который растет на дюнах. Тамариск.

— Могу я?.. — Эйзенхарт указал на книгу.

— Пожалуйста. Она же теперь ваша.

Перелистывая страницы, он быстро дошел до нужной. Напротив названия стояло всего одно слово, произведшее эффект взорвавшейся бомбы.

— "Преступление".

Небольшое кафе у входа в ботанический сад размещалась большей частью на улице, однако леди Эведин была уже рада возможности хотя бы погреть руки о чашку с горячим кофе. Они пришли минут десять назад, и за все это время Эйзенхарт не сказал ни слова. Вместо этого он сидел, вперив взор в словарь языка цветов, будто в надежде, что книга таит в себе ответы на все его вопросы.

— Итак, что мы имеем, — резюмировал он. — "У меня есть для вас послание: вы ошибаетесь. Это преступление". Не слишком похоже на совпадение.

— Нет, — вынуждена была признать она.

— Вопрос только в том, о каком преступлении идет речь.

— О смерти Хэрриет? — предположила леди Эвелин. — Вы получили это сообщение в день, когда она отравилась.

— Спасибо, но мы уже догадались, что это преступление. Можно было не тратить силы.

— Только после смерти Лакруа, — возразила леди Эвелин. — До того вы считали ее смерть самоубийством.

Признавая свой промах, Эйзенхарт насупился и замолчал.

— Кстати, о Лакруа, — хватило его, впрочем, ненадолго. — Что насчет второго букета? "Ненастоящая любовь"? Причем здесь это?

— Это просто. Если вспомнить мистера Грея, — выражение лица леди Эвелин подсказывало, что лучше этого не делать, — то можно предположить, что отправитель пытался сказать, что на самом деле мисс Лакруа его не любила.

— А она его любила?

— Не знаю, — пожала плечами леди. — В любом случае, она честно любила его подарки и деньги.

Эйзенхарт допил кофе одним глотком и мрачно уставился в дно чашки.

— Все равно ничего не сходится.

Следовало признать, что версия с языком цветов, казавшаяся еще сегодня утром весьма привлекательной (за неимением других) привела в тупик. Либо неизвестный отправитель букетов любил сообщать очевидное, либо… либо после проработки всех связанных с личностью и деятельностью мистера Александра Грея ниточек Эйзенхарту предстояло путешествие в полицейский архив. Где его и так не любили — за излишнее, по мнению архивариусов, трудолюбие.

Леди Эвелин посмотрела на стоявшие у входа в сад солнечные часы и сверила их показания со своими.

— Уже два! — удивленно воскликнула она. — Ладно, детектив, было приятно, но мне пора.

— Мне тоже, — кисло подтвердил Эйзенхарт. — Спасибо за помощь. И за книгу.

Напоминание о времени еще больше ухудшило его настроение: он сообразил, что сегодня четверг, и перед посещением архива ему предстоит нанести визит в еще одно место: родительский дом, где леди Эйзенхарт ждала сына к обязательному семейному обеду.

Я заглянул в библиотеку всего на минуту, чтобы забрать некоторые из книг, которые я оставлял на хранение в доме четы Эйзенхартов. Свернул, чтобы по боковой лестнице быстрее вернуться в гостиную, но в итоге только задержался у группового портрета, висевшего в галерее второго этажа.

Их было три сестры. Младшая, яркая и смешливая Свиристель, вышла замуж за такого же яркого гвардейского капитана из Вейда. Он был красив, остроумен и подавал большие надежды — пока не дезертировал из армии, бросив семью. Его жена умерла вскоре поле предательства супруга, а сына Эйзенхарты нашли только много лет спустя в подростковой банде.