Наталья Соболева - Пламя и пепел

— Что вы понимаете в том, что можно, а чего нельзя, — прошептала я. Я пыталась хорохориться, но знала, что еще чуть-чуть — и я, обмякнув, упаду прямо на его руки. Дай Бог, чтобы он удержал, хоть мне и не хотелось оказаться в его объятиях. А впрочем, он и есть немного бог…

Дальше все было словно в густом и склизком тумане. Поддерживая меня под руки, он приложил ладонь к моей груди, к солнечному сплетению, и я почувствовала тепло, разбегавшееся от этой точки по всему телу. Может, действительно начало конца.

К счастью, в этот раз я все-таки оказалась неправа.

В глаза бил свет — настоящий, живой. Но мне было ужасно холодно, и не удивительно.

Над горами занимался яркой огненной короной рассвет, а камни покрывал иней, намерзший здесь за всю холодную ночь. Я посмотрела на свои руки — они были все такими же, со свежими царапинами и ссадинами от лазания по голым камням, а на правой ладони был привычный шрам, маленькая ямка углом. Потом провела пальцами по лицу — кажется, это действительно было мое лицо, то самое, к которому я уже успела привыкнуть за последнее время.

Наконец, медленно приходя в себя, я сообразила, что ведь не зря изо всех сил торопилась сюда — и что необходимо срочно что-то предпринять. Я оглянулась вокруг, охватывая взглядом всю величественную, но мрачноватую горную панораму — и чуть не вскрикнула, когда встретилась с кем-то взглядом. Лишь через секунду я поняла, что это были глаза Этьена.

Он лежал все в той же страшной позе, навзничь, но, кажется, действительно был жив. На шее бился живчик, а глаза с поразительным любопытством разглядывали меня. На мгновение я даже испугалась, узнаёт ли — потому что его взгляд был изучающим, словно он смотрел в мои глаза в первый раз. Но успокоилась, едва он заговорил:

— Где ты это раздобыла? Простудишься же.

Это мог сказать только он, знающий меня — и любящий. Я, наконец, опустила голову и посмотрела на себя саму — действительно, было чему удивляться. На мне была тонкая белая туника с длинными рукавами и воротом-лодочкой, на взгляд показавшаяся трикотажной. Я осторожно прикоснулась к ней кончиками пальцев — и мне показалась, будто она сделана из пуха. Или из облаков — и перьев.

Через это одеяние — единственное, что на мне было — можно был разглядеть меня саму. Теперь понятно, почему так холодно. И через эту тонкую материю я разглядела странный след на своей груди — красные вспухшие полосы, расходящиеся в разные стороны лучи, словно от солнца. Прикоснувшись к ним пальцами, я почувствовала, что оттуда все еще сочится тепло. Оно не походило на жар тела, на горячечный пожар внутри — оно было другое, мягкое и уютное, ненавязчивое и постоянно заметное одновременно.

Что ж, спасибо вам за таинственное возвращение. Я снова посмотрела на Этьена, повнимательнее. Он был бледен, но уже без прежней обреченности.

— Как ты? — едва смогла я произнести. Я панически боялась его ответа.

Этьен на несколько секунд задумался, видимо, оценивая свое состояние, и за это время я успела передумать и представить себе все ужасы, которые только способен изобрести женский мозг — а фантазия у меня была богатая. Наконец он сосредоточенно и несколько удивленно произнес:

— Кажется, все и вправду неплохо.

На его одежде, на груди жутким черным пятном расплывался след от удара. Метнувшись к нему, я развела края рубашки — на коже виднелся красноватый ожог, но выглядело все вполне терпимо. На шее на двух цепочках свисали золотой анх и серебряный скарабей.

— Не переживай так, я в порядке, — я почувствовала, как он, вытянув руку, пытается погладить меня по спине, — Лучше расскажи, что вообще произошло, и откуда на тебе эта странная одежка. Видно, кульминацию действа я пропустил, — ухмыльнулся он, — куда ты исчезала?

Я осторожно улеглась рядом с ним и принялась подробно пересказывать все происшедшее, ничего не тая. Спускаться нам все равно было еще рано — хоть Этьен и сказал, что чувствовал себя вполне нормально, я не слишком-то верила этому заявлению, и решила, что лучше ненадолго задержаться здесь. Утренний холод уже уходил, и лежать было не так уж и плохо. Жаль, что у нас совсем не осталось никаких теплых вещей — все сгорело в ночном костре.

А впрочем, это было абсолютно неважно. Такой же теплой и приятной, как следы небесной магии в моей груди, была мысль о том, что мы вместе — и мы реальны, как и эти горы, и это по-утреннему свежее солнце, и даже этот холод.

Мы лежали и смотрели на бегущие по небу облака, и я чувствовала, что вновь ощущаю ход времени. Я слушала тишину, думая о том, что мне хотелось бы снова иметь возможность вести мысленные разговоры с Этьеном, но одновременно и нет. Как видно, эта странная связь работала только в самых экстремальных ситуациях — а кто же захочет, чтобы они случались вновь и вновь? Мне никак не приходится ждать спокойной жизни, но, может, таких ужасных безнадежных битв нам, все же, удастся избежать. Теперь битва закончилась, темные силы отступили, хотя бы на время, а мы были живы. Жить постоянно в ожидании смерти — значило бы совсем не жить. Так что стоит лучше подумать о жизни. О долгой, если даст судьба, долгой жизни.

Как там сказал странный мой проводник по небу, найти баланс? Над этим еще нужно подумать, и, может быть, тогда из нас получится отличная команда борцов с этим мраком, то и дело наступающим на мир. Кажется, во всех остальных смыслах наша с Этьеном команда уже существовала — по крайней мере, мне хотелось так думать.

— Виви?

— М-м? — мельком пронеслась мысль о том, что Этьен будто бы уже умел читать мои мысли — стоило мне подумать о нас, как он прервал затянутое пеленой усталости и опустошенности молчание.

— Хотел спросить — выходит, ты не знаешь, кто помог нам, отогнал их? Как-то странно все это…

— Нет, я не успела. И вот что не могу понять — скоро ли они вернутся? Минутная передышка, или больше похоже на перемирие? Вот только задержись я там еще на пару вопросов — вернуться бы уже не смогла, — мрачно хмыкнула я, — а все равно недостает ответов.

— Ну, не шути так. Ты не знаешь, как я рад был увидеть тебя! Открыл глаза — было еще темно и совсем холодно, тебя я не видел, и Бог знает, что успел подумать… Потом попытался оглядеться, а когда повернул голову обратно — ты была рядом со мной. Разве не чудо? Чудесами, дорогая моя, надо уметь дорожить, так что давай не будем ни о чем жалеть.

— Ну ладно, ты прав. Это уж я так, ворчу, — ответила я, прижимаясь к нему поближе. Действительно, мне ли сейчас было жаловаться на судьбу.

Время летело мимо нас, и мне казалось, что то, как мы лежали сейчас, прилепившись друг к другу, и было жизнью.

— А все же — какие бы еще вопросы ты задала, если б могла? — спросил Этьен через несколько минут, почти не нарушая священной тишины. Я немного помолчала, размышляя.