Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

— Он успокоился, а потом очнулся и как схватит меня за руку! И глаза злые. Не знаю, что уж там ему снилось, только перепугалась я ужасно, а он, должно быть, понял и сразу стал извиняться. Ну и… всё. Остаток ночи просто проговорили ни о чём, знаешь, как в дороге бывает, а потом на вокзале попрощались и разошлись… кажется.

— Ну?

— Не нукай, — вдруг сержусь я. — Дальше не помню. Можно подумать, ты не видел того, что было дальше!

— Нет, — сдержанно отвечает он. Обиделся, наверное. — Я так далеко не лез, всё больше изучал твои мытарства после попадания. Про тебя с Магой знаю не больше, чем ты сама уловила, когда память к тебе пробиваться стала, да и то кусками какими-то. Ладно, я ж не извращенец какой-то, про подробности пытать не буду. Меня другое интересует. Ответь сразу, не задумываясь: сколько вы были знакомы? На какой день выпала ваша ссора?

— На седьмой, — быстро отвечаю. — Ну… мне так кажется. — И потираю завывший висок.

— Всё, Ива, всё, хватит, — заметив мой жест, торопливо говорит Николас. — Голова болит — значит, дальше не лезь, не пытайся. Уже то хорошо, что к тебе само приходит. Я ведь почему спросил: у нас с ним была договорённость. Он оставался изучать ваш мир, я отправился в этот, и встретиться мы условились на десятый день в оговоренном месте, как раз на побережье, куда вы с ним приехали. Я должен был появиться или подать знак, но кто ж знал, что меня занесёт в систему двойной звезды! — Он с досадой стучит по лежаку, тот отзывается сухим треском. — А через три дня после перехода я уже валялся в местной бесплатной клинике полностью обесточенный и изображал из себя овощ. Да хоть и не был бы в коме — всё равно не дотянулся бы до брата, даже ментально. Здесь полная изоляция, Ива, полная!

Он снова садится на своём лежаке, сердитый, взъерошенный. Его силуэт, подсвеченный снизу бортовыми огнями, напоминает ожившую Тень, сбежавшую из театра.

— Он ведь наверняка пытался пробиться сам, но портал можно открыть только вдвоём, мы же без кидриков ходили, по-другому. А меня на этой стороне уже не было, понимаешь! Потому он и бесился, что меня потерял. До сих пор простить не могу, что отмахивался от этих сказочек о двойных звёздах. — Он вцепляется обеими руками в шевелюру, и я вдруг пугаюсь, что сейчас, как иногда пишут в романах, он начнёт «рвать на себе волосы». Но Ник лишь сердито дёргает пару раз себя за пряди — это он так успокаивается, я несколько раз наблюдала за ним подобное, — и выскальзывает из своего спальника ужом. — Что-то я разошёлся, пойду, окунусь, остыну. Не желаешь?

А я пригрелась и вылезать совсем не хочу.

— Подожди, — спохватываюсь и снова вскакиваю. Николас уже шлёпает босиком к трапу, но оборачивается на мой оклик.

— Ты всё время твердишь: тут полная автономность, но ведь твой отец меня здесь нашёл! Он-то как сумел пробиться?

И вот тут Ник задумывается.

— Или он применил то, о чём я пока не знаю… — Будь на нём сейчас цивильные штаны, наверняка бы уже сунул в карманы руки, но в этих лёгких шортах карманы отсутствуют, он раздражённо встряхивает кистями и разворачивается к трапу. Договаривает на ходу: — Или сам ломает над этим голову.

— А может всё-таки дело в кольце? — Я никак не угомонюсь. Но родственник только отрицательно мотает головой и скрывается внизу. Через несколько мгновений я слышу шумный всплеск, и тут же, нахально пощекотав собой мои бока, срывается с места Рикки. Спохватившись, что не отпросился, замирает на диванной спинке и умоляюще смотрит на меня. Лунное сияние красиво играет в фиолетово-сиреневой чешуе, концентрируется сгустками на коготках и кончике хвоста, загнутого крючком.

— Иди, — сердито говорю. — Тебе же обещали, что отпустят. Только не вздумай потом с мокрыми лапами ко мне соваться, а то выгоню; сперва обсохни.

Он поспешно юркает вслед за большим и сильным кумиром, я слышу ещё один всплеск и, подумав, вытаскиваю из кармана перстень с чёрным камнем.

А вот интересно, осталась в нём ещё иномирная энергия или нет? Распознал её Николас при самом первом осмотре или же… скорее всего, нет, иначе достал бы вопросами. С другой стороны, если при переходе сюда меня скрутило до обморока, значит, из кольца всё было выжато?

И всё-таки мне кажется, что дело именно в нём. Может, её и нужно-то каплю, этой чужой энергетики, может, она каким-то образом регенерируется, и вот взяла да пробила крохотную брешь в щите над этим миром и сбросило Главе некромантов сигнал от его маячка…

Кстати, о сигнале. Что-то я собиралась сделать… Ах, да.

У нас в наличии — две ослепительно сияющих луны. Практически полных. У нас в активе информация о непереносимости некромантами лунного излучения. А в пассиве — кольцо-жучок, которое я прямо сейчас возьму — и заряжу до упора этим самым лунным светом, благо, тут его — хоть ложкой ешь. И практика мне, и резервный запас…

Возвращаться в мир-обманку, в горячие объятия Маги нет у меня никакого желания; но если, не ровён час, занесёт меня туда снова, то не хочется, чтобы через несколько минут из любой отражающей поверхности — оконного стекла, полированной дверцы или из ближайшего пруда глянул бы на меня с плотоядной усмешкой дон Теймур. Потому что автономность автономностью, но каким-то образом сигнал до него просочился, причём сразу после того, как я надела кольцо. И, между прочим, к месту благородный дон приклеил меня с полщелчка, так, что я пошевелиться не могла… Стоп, а вот это, скорее всего, и не магия, а сила сродни гипнозу, при котором достаточно бывает визуального контакта и мысленного посыла. Но рисковать не будем. Сейчас я твёрдо уверена в том, что подсматривать за мной больше никто не будет.

Слепни и глохни, кольцо. Не нужен мне шпион на пальце.

Хотите — верьте, хотите — нет, но последующие сутки сливаются для меня в сплошное непрерывное действо, связанное с натаскиванием на «подзарядку». С самого утра меня то и дело охватывает состояние, похожее на то, что было во сне, когда я отправлялась в квест с целой свитой верных друзей. Время от времени я даже встряхиваю головой или тишком щиплю себя за руку, чтобы убедиться: не сплю! Да что за ерунда?

Приглядевшись ко мне, Николас дотошно вытягивает из меня симптомы.

— Это всё Риковы шуточки, — наконец поясняет. — У него сейчас своеобразная притирка к окружающей среде после того, как шкурку сменил. Он и к тебе притирается заново. Но раньше он был с тобой слит почти всё время, а теперь растёт, и чем дальше, тем реже вам придётся соприкасаться аурами. Скоро он ему придётся вообще от тебя отпасть. А ему эмпатический контакт нужен, вот он и пробует подсоединиться как-то по-другому, по-своему. Перетерпи.

Мы сидим в салоне яхты и распиваем чай — как и вчера, «для души», а завтракать совершенно не хочется. Рикки, свалившись с дивана, шустро уползает на палубу — погреться на солнышке, и полудремотное состояние понемногу отпускает меня.