Мари Сойер - Селин Баст. Жизнь во сне

— Вы не местная, верно?

Я была так увлечена поеданием оскверненного трупа курицы, что не сразу поняла, кто ко мне обратился. Проглотив крылышко, я поняла, что обратился ко мне трактирщик.

— Верно, — прочавкала я, заглотив второе крылышко.

Кухня господина Штоля чуть не уморила меня голодом, и теперь я как могла старалась компенсировать недостаток калорий.

— И что же привело сюда такую красивую и состоятельную девушку?

Ясно оценил трактирщик меч и костюм. Радует, что мэр не поскупился, и я выгляжу достойно, хотя этот костюм мне еще придется отработать.

— Мне нужен Одноглазый Макс.

На этот раз я говорила без набитого рта и уверенным, деловым тоном.

— Макс? О Максе здесь давно ничего не слышно. Говорят, что его блестящей карьере пришел конец.

— Правда? И что действительно блестящая карьера пропала?

— Макс был превосходным головорезом, пока не промахнулся на одном из заказов. В прошлом месяце он не смог подстрелить одного мэра — и лишился глаза. Это большое пятно на его репутации, боюсь, что теперь он не скоро сможет заработать себе на новый клинок. Придется ему податься помощником к мельнику или гробовщику, кто ж еще возьмет на работу невезучего наемника?

Забавно. Видимо, трактирщик не просто хорошо знает того, кто мне нужен, но и симпатизирует ему. Хотя я думаю, что симпатия трактирщика крайне непостоянна, обычно она длится до первого долга перед его заведением.

— Вы знаете, где его можно найти, ведь так?

Я рефлекторно скривила губы в улыбке. Улыбка получилась плутовской и немного небрежной, в общем, вполне подходящей для амплуа наемника.

— Нет, я не знаю, где можно найти Макса, никто не знает. Именно поэтому он до сих пор жив, а если и мертв, то об этом тоже никто не узнает.

Трактирщик неохотно врал мне в ожидании момента, когда я начну развязывать кошелек, чтобы развязать ему язык. Пусть катится к черту. Я молча встала и направилась к выходу. На секунду остановилась перед дверью и распахнула ее навстречу уже завершавшемуся дню.

— Макс ушел в лес два часа назад.

Скорее всего, это не так, просто уж очень хотелось ему отомстить моей жадности.

— Спасибо.

Оборачиваться я не сочла нужным и направилась в сторону леса. По широкой проезжей дороге я быстро достигла опушки и начала углубляться в чащу. Примерно через милю деревья стали гуще, а солнце начало стремительно садиться. Ночевать придется в лесу.

Проклиная трактирщика на чем свет стоит, я стремительным шагом продиралась сквозь кусты, пока не увидела довольно большой костер. За несколько шагов до него мою голову пронзила тупая боль, и меня окружила темнота…

В момент, когда я открыла глаза, меня окружали до боли знакомые стены моей палаты. Значит, это все же был сон. Я спала. Просто спала. Очень долго спала. Несколько минут спустя открылась дверь, и в палату вошел доктор Альберт Стивенс — мой лечащий врач и, по совместительству, заведующий этим корпусом.

— Клавдия! Слава Богу, вы проснулись!

— Я долго спала, доктор?

Альберт Стивенс посмотрел на меня поверх очков своими чистыми голубыми глазами. Кто-то может принять его за добряка и простофилю, но это будет большой ошибкой. Этот доктор хитер, расчетлив и ничего не делает просто так.

— Вы проспали практически четверо суток. Обычно вы спали не более двенадцати часов в сутки.

Четыре дня во сне? Практически четыре дня я провела в том, другом, мире. Я спала? Или все же это было явью?

— Клавдия, с вами все в порядке? Вы не здоровы?

— А в моем положении может оказаться здоровый человек, а, док?

Его напугал мой сарказм. Разумеется, пока я здесь — я больна шизофренией. Шизофреники не используют в своей речи саркастические нотки. Это насторожило бы моего адвоката, если бы он был здесь. Но его здесь нет. Нет ни адвоката, ни родных, ни друзей, нет никого.

— Клавдия, как вы себя чувствуете? Сонливость может быть побочным эффектом моей новой терапии. Именно после приема новых препаратов вы так долго спали. Скажите, у вас что-то болит? Хотите ли вы есть?

Ну и что мне ему сказать? Правду? Соврать? Я не верила этому человеку с первого дня. Если я буду молчать, то он продолжит травить меня своими «новыми препаратами», и я точно сойду с ума.

— Доктор, все это время, пока я спала, мне снился очень долгий, странный сон. Словно я очутилась в другом мире, который очень похож на Средневековье, но при этом там были новейшие технологии, которых нет даже сейчас, и которые появятся у нас с вами только в далеком будущем.

Он очень внимательно смотрел на меня. Смотрел так, словно ожидал услышать все что угодно, кроме этого. Но замешательство длилось недолго. Несколько секунд спустя доктор Стивенс окончательно овладел собой и загнал все эмоции в глубину своих удивительных глаз.

— Ну что же, это вполне может быть реакцией организма на лечение. Вполне может быть. Скажите, а в детстве вы мечтали жить в Средневековье? Принцессы, рыцарские турниры, не правда ли, романтично?

— Альберт, мы оба знаем, что я не сумасшедшая. Я здесь только потому, что это выгодно моему мужу. В противном случае он остался бы нищим после развода. Доктор, у меня нет шизофрении, и вы это прекрасно знаете. Ваше лечение меня скорее убьет, чем принесет пользу. Именно этого вы и добиваетесь, да? Вы знаете, что я здорова, но всеми силами стараетесь это исправить, так? Сколько из моих денег Алекс платит вам за мое заключение? Я могу дать вам больше, если вы выпустите меня отсюда и перестанете меня травить вашими таблетками.

— Клавдия, я — врач. Я не могу вам навредить. Все, что происходит с вами в пределах этой палаты, происходит для вашего же блага. И я, и ваш супруг очень надеемся на ваше выздоровление. Вы не можете трезво оценить риск для вашего здоровья, которому вы подвергнете себя вне стен этой клиники. К сожалению, я не могу взять на себя ответственность за выписку больного пациента, а вы пациент, Клавдия. Простите, мне очень жаль.

Он ушел. Я сидела на кровати больничной палаты, поджав под себя ноги, и пыталась понять, что же на самом деле со мной происходит. Я не могу быть сумасшедшей. Я здорова. Но здоровый человек не может спать четверо суток. Летаргия? Может быть, то, что я вижу, вовсе не шизофрения, а летаргические сны?

Я не знаю, что делать, но я обязательно что-нибудь придумаю, я выберусь отсюда, самое главное — не спать. Как можно дольше не спать, может быть, все это закончится, и я добьюсь своего освобождения из этого ада. Я просидела так несколько часов, изредка вставая, чтобы размять затекающие ноги. Я сидела на кровати или мерила шагами палату. В голове была страшная, пугающая пустота.

Бесконечность спустя закончился обход, и на коридоры больницы опустилась ночь. Это будет очень долгая ночь.