Владимир Ильин - Восьмой зверь

— Хозяйская спальня, — одними губами прошептал он, хмурясь. — Та-ак!

Взгляд привычно скользнул вниз, под лестницу, и зацепился за столь знакомые и милые очертания бутылок, довольно легко различимые на фоне плетеного кресла, задвинутого под навес из ступеней.

— Вот гаденыш! — вымолвил сторож чуть громче, явно успокаиваясь. — Ни совести, ни почтения к старику! Хоть бы предупредил, — уже привычным тоном проворчат он, помещая дубину обратно на пояс.

По большому счету давнишняя договоренность его не тяготила — парень изредка водил девушек, оставляя после себя порядок, да еще гостинец — ему, монетку — служанке. И не абы кого водил, а только тех, для кого стоило долго кружить по городу, вконец запутывая красавицу, и уже после провести через сад в «свой» особняк, изображая аристократа. И ведь сходило ему все с рук — ни одна еще не явилась к крыльцу, требуя подать ей обольстителя. Давненько его не было видно — уж год прошел. Оттого и напугался.

Договоренность, само собой, не на пустом месте родилась — года три назад подошел к нему парень, вместе с облаком духов — элегантно одетый да прилизанный. Да с несвойственной возрасту бойкостью предложил и дело хорошее сделать, и заработать. Как он понял, этот парень стянул дорогую вещицу у тех, кого обворовывать было совсем нельзя. Хозяйка пропажи не обнаружила, но это до первого взгляда в зеркало, потому как парень умудрился снять с нее брошь. Сам он вернуть не мог — уж больно странно будет это выглядеть, а вот ежели пропажу найдет кто другой — ему только спасибо скажут и одарят монеткой.

В карманах у старика в те годы из круглого — разве что мелкая дырка водилась. К слову, единственная дыра на всем тщательно сберегаемом мундире, единственном его имуществе. В таком возрасте работу найти было сложно — всем молодых да сильных подавай. Вот и перебивался случайными заработками, обменивая их на еду да кров.

В общем, он согласился — и когда в кафетерии (юноша, разумеется, оплатил и стол, и еду, и аванс презентовал) раздался панический женский вопль о пропаже украшения, он довольно шустро дохлебал бульон (уж больно тот был хорош) и изобразил вместе с остальной публикой живейшие поиски. Разумеется, ничего не нашли. Тогда он подошел к леди и очень вежливо представился, уведомив, что приложит все силы к розыскам. Отнеслись к его словам с подозрением — ожидая, что будет клянчить маршрут, по которому они шли в кафе, дабы пройти по нему и прикарманить вещицу. Однако вояка не стал портить чужого плана, ограничился общими фразами, после чего на десяток минут скрылся из заведения, побродил вокруг и вернулся с добычей (с каковой и выходил из кафетерия). Тут же последовали слова благодарности, искренняя признательность — и буквально требование просить что захочет, так как брошка оказалась мало того что жутко дорогой, так еще и фамильной и древней.

Старик осторожно спросил — а не нужен ли им честный работник? Он услышал «да» еще до того, как обозначил свои способности. В итоге благодарные хозяева отправили его сторожить этот особняк — один из множества принадлежащих им, назначив приятный оклад. И своими обязанностями он не пренебрегал — мало ли, хорошее быстро забывают.

Чуть позже его каким-то образом отыскал «благодетель», отвалил от щедрот серебрушку, польстив старику за исполнительность. Поинтересовался новым местом работы, задумчиво хмыкнул, когда узнал, что хозяева, в общем-то, предпочитают жить на юге, но как же без дома в столице! Вернее, без четырех домов в разных чертах города. И попросил право ночевать в этом доме — изредка, со всеми приличиями. Если быть честным, старик в те дни был готов на руках таскать благодетеля, оттого согласился — еще и потому, что парень не был дураком, а значит, и проблем от него ждать не стоило. А уж позже сложилась традиция — если под лестницей бутылка вина, то жди гостей на вечер.

И даже то, что вино появилось лишь ночью, не было столь важным — он бы оставил все, как есть, как и раньше. Да только наутро должны были приехать хозяева.

Так что придется испортить вечер молодежи. Обходчик замешкался, зацепившись взглядом за приятный изгиб бутылки, — один глоточек, уж больно погода пакостная.

Старик присел на краешек плетеного кресла и поднес к глазам амфору, придвигая фонарь поближе.

«Винодельня барона Мавасу». Десять лет выдержки! Сторож замешкался ненадолго, но все-таки расположился в кресле поудобней, вытянув ноги. Такое вино нельзя было пить абы как! Его следовало смаковать, наслаждаться ароматом, перекатывая по языку.

Первый глоток согрел тело, второй настроил на благожелательный лад.

Так уж и быть — он даст им еще десяток минут.

— Извращенцы! — донесся сверху возмущенный женский голос.

— Я стала графиней и магом! — Старик с удивлением отметил второй девичий голос. — У меня детская мечта исполняется! Чтобы на шелковых простынях, и кровать размером с озеро! Не мешай!

— Без меня! Буду спать на полу.

— У нас украли одеяло! — Возмущенный мужской голос.

— А мы так согреемся. — Нетерпение юности.

— Теперь мне тоже хочется, — проворчал девичий голос.

— Нам вернули одеяло! — Преисполненный радости голос юноши.

Тихая возня, охи, вздохи напомнили о собственной молодости.

Ничего, время еще есть — вот допью бутылку и пойду будить, кивнул своим мыслям старик, выудил из-под кресла плед и накинул на ноги.

Сон пришел раньше.

Назойливый звук неприятно царапнул сознание. Нечто выбивавшееся из монотонного звука дождя. Иногда он перемежался неприятным скрипом по стеклу, шумом странно знакомого голоса. И хорошо бы списать все это на сон, да только не бывает столь пакостных снов, не желающих отступать даже после короткого пробуждения.

Не было ни малейшего желания выяснять природу звука, да и шевелиться не хотелось. За ночь комната изрядно остыла — забыли прикрыть створку окна. А тут еще и сырость от одежды, так и разбросанной по полу. Женские наряды наверняка обратились в тряпки — вот вою-то будет утром. И не поможет платьям никакая древняя магия — наоборот, ткань растянется, да испортит подшитый узор. Невелика трагедия — нам тут жить пару дней, успеем все выстирать-высушить-выгладить не единожды.

Так не хотелось вставать — да и не получилось бы: сложное переплетение моих и девичьих рук надежно удерживало нас троих. Мы лежали на самом краю огромной постели, грелись, закутавшись в одно одеяло. Кажется, даже дышали в тон. А тут этот мерзкий скрип.

— Да сколько можно! — не выдержал я и повернулся в сторону окна. Сонная нега моментально слетела — за окном отчаянно жестикулировал сторож, указывая то вниз, то делая характерный жест — ладонью по горлу.