Кристофер Сташеф - Чародей в ярости. Чародей-странник

Родерик вздрогнул и уставился на нее. Зажмурился, энергично помотал головой.

— Я — Гвен Гэллоугласс, — вскричала старуха гадалка, — и я не потерплю подобных выходок и…

— Заткнись, идиотка! — взвизгнул Баззабиз. — Ты угробишь всю систему!

Он поднял руку, и в его пальцах возникла шаровая молния.

— Осторожнее, Гвен! — выкрикнул старик горбун, бросился к жене и оттолкнул ее плечом в сторону. Огненная сфера просвистела в воздухе, а кухарка нырнула головой вперед в кухонный лифт.

Родерик взвыл, вскочил на ноги, ухватился за веревку лифта. Кабинка поплыла вверх.

— Нет уж, за эту веревку ухвачусь я! — рявкнул Баззабиз и оскалился, но тут зазвенел колокольчик, а Родерик прокричал:

— Второй этаж! Постельное белье и мебель для спален! Все выходят! Лифт дальше не идет!

— Прочь с дороги! — проорал Баззабиз. — Пусти меня к этому лифту!

Родерик захлопнул дверцу лифта и, развернувшись, встал лицом к лицу с демоном, выпрямился и сложил руки на груди.

— К какому такому лифту?

— А вот к этому, к этому лифту! К тому самому, к которому ты прислонился!

Родерик покачал головой:

— Сроду тут никакого лифта не бывало. Это всего лишь плод твоего воображения.

— Что ты несешь?! — взвыл Баззабиз. — Я его видел своими собственными глазами!

— Да? Но разве можно доверять ощущениям? Это ведь могла быть всего-навсего галлюцинация, понимаешь?

— Странно… — озадаченно нахмурился демон. — Но если так рассуждать, то потом ты заявишь, что вся вселенная — это майя , иллюзия!

— А разве нет? — требовательно вопросил Родерик. — Так и есть — если ты, конечно, праведный индуист.

— А я не индуист! Я праведный католик! — Баззабиз застыл на месте, ошарашенный собственными словами. — Что я такое… говорю?

— Что ты праведный католик, — спокойно ответил Родерик.

— Да, да! Я праведный католик!.. Да нет же! Я хотел сказать, что я — неправедный католик! Нет!!! Я хотел сказать…

— Ты хотел сказать, что ничего не существует. — подсказал демону Родерик.

— Вот-вот! Ничего не существует! Никого из вас! Вы все — всего лишь продукты моего воображения! И все это — только сон! НЕТ! Я не мог такого сказать!

— Вот видишь? Даже твои собственные слова — и те не существуют! — покачав указательным пальцем, сказал Родерик. — Если на то пошло, и тебя самого не существует!

— Что ты болтаешь? Конечно же, я существую!

— Да? А откуда ты знаешь, что существуешь?

— Да оттуда, что я думаю! Я мыслю! Cogito, ergo sum [26] Мыслю, следовательно, существую (лат.). Афоризм Рене Декарта. ! — Баззабиз испуганно прижал ладони к губам. — Ой, мамочки! Это же… латынь!

— Прикуси язык! — посоветовал ему Родерик. — И рот прополощи!

— Какое там — «прополощи»! — махнул рукой Баззабиз. — Сказал бы лучше: «известью почисти». Ну или раскаленными угольями, на худой конец… Как ангел очистил уста пророка Исайи [27] Ангел очистил уста пророка Исайи горящим углем, взяв его с жертвенника (Ис. 6. 5–7). … О черт! По-мо-ги-те!!!

Баззабиз в ужасе бросился наутек и растаял в воздухе.

— Запашок, доложу я вам, — брезгливо поморщился Родерик. — Тьфу! Теперь я понимаю, почему в храмах используют благовония… Ладно! За работу!

С этими словами он весело захромал в прихожую, где все еще грохотал эскалатор и где Франк по-прежнему безуспешно старался догнать Петти, а та усиленно бежала на месте, то и дело уворачиваясь от бронзовых лап, болтавшихся на цепи, тянувшейся от люстры.

Родерик, прихрамывая, подбежал к лестнице, открыл дверцу сбоку от нее, сорвал с ноги деревянный башмак и прокричал:

— Долой господ!

Затем он проворно швырнул башмак в отверстие за дверцей, захлопнул ее, и внутри механизма что-то взорвалось со звуком, напоминавшим пушечный выстрел. Эскалатор остановился.

Петти стрелой преодолела оставшиеся ступени и влетела в комнату на втором этаже.

Франк с размаху рухнул на ступеньки во весь рост.

Вбежав в спальню, Петти захлопнула за собой дверь. На шнуре рядом с дверным косяком висел засов с погнутым штырем-предохранителем. Петти вставила засов в скобы и ухитрилась засунуть в отверстие штырь.

— Беги за ней, идиот! — бушевала внизу Ль’Аж.

Франк с трудом поднялся на ноги и зашаркал вверх по лестнице, бормоча проклятия.

— Взломай дверь! — взвизгнула Ль’Аж. — Вытащи ее оттуда!

Франк послушно забарабанил в дверь кулаком.

Предохранитель держался.

Петти развернулась и прижалась спиной к двери. Она тяжело дышала, ее грудь высоко вздымалась и опадала.

Свет керосиновой лампы озарил лицо Сукара. Он стоял на коленях около кровати, гладя руку Мак Черча и стеная:

— Очнись! Очнись же! О, я знаю, это бесполезно, я столько лет пытался пробудить тебя, и все же я не оставлю попыток сделать это! Быть может, в один прекрасный день ты откроешь глаза. Проснись, Мак Черч! Твое имя должно послужить тебе защитой. Признаю, я очень дурно поступил, когда так сильно ударил тебя! Но я никак не думал, что от моего удара ты лишишься чувств! Я не хотел, чтобы так вышло, и заверяю тебя: я не отведал ни единой капельки твоей крови! Я никогда не желал становиться вампиром, но у моей матушки на этот счет были свои планы. Понимаешь, это не моя истинная роль, это не я, я не такой! Нет, я ничего не имею против вампиров, но я не выношу вида крови! По крайней мере мне неприятен вид крови тех людей, которые мне нравятся. — Он вдруг задумчиво склонил голову набок. — А ведь это мысль! А как насчет крови тех людей, которые мне не нравятся? Ну вот взять хотя бы Ль’Аж, для примера, — может быть, она пришлась бы мне по вкусу? Быть может, я возжаждал бы ее крови? Что бы я ощутил, если бы мне представился шанс укусить ее? О, это было бы совсем, совсем другое дело!

Петти не отрывала глаз от прекрасного, мускулистого юноши, лежавшего на кровати без чувств. Она восхищенно ахнула. Крючки и петли на ее корсаже не выдержали, застежка треснула, и ее пышная грудь предстала на всеобщее обозрение.

Мак Черч, похоже, услышал треск и пошевелил головой.

Петти этого не заметила, хотя и глядела неотрывно на свой идеал мужской красоты.

Мак Черч заспанно заморгал и вперил взор в полуобнаженную девушку. Наконец осознав, кто перед ним, он проворно скатился с кровати, алчно сверкая глазами. Он был голый, и Петти это заметила, но в следующее мгновение она оказалась в его объятиях. Она не видела ничего, потому что впервые в жизни испытала сладость долгого страстного поцелуя.

Вдруг в стене со стуком открылась дверца лифта, и в комнату влетела тетушка Дил. Она подбежала к Мак Черчу и Петти, принялась трясти их и кричать:

— Проснитесь! Вы должны проснуться! Разве вы не понимаете, что вы спите? Это всего лишь сон, сон!

— Если это сон, то я готова не просыпаться вечно, — пробормотала Петти и крепче обняла возлюбленного.