Джон Норман - Побратимы Гора (ЛП)

Кажется, Виньела сообразила, что от неё требуется, и, опустив голову, обхватив шест своими маленькими руками, смиренно поцеловала его.

- Да, - кивнул Кансега, поощряя её. - Да.

Виньела снова, уже смелее, поцеловала шест.

- Да, - поощрил её Кансега.

Помощники шамана, стоявшие позади Виньелы, начали ритмично встряхивать свои погремушки, задавая её ритм. Вскоре к ним присоединился высокий и пронзительный свист, полученный из свистков, сделанных из крыльевых костей птицы Херлит. Следом зазвучал маленький барабан. Его чёткие, акцентированные удары, тонко, но чётко, разъяснили беспомощной и прекрасной танцовщице последовательность её движений.

- Это - Кайила, - скандировали мужчины.

Виньела танцевала. Её волосы и её тело покрывала пыль. Чёрные жирные полосы на её щеках и теле отмечали её как собственность Кайил. Она больше не была блистательной красавицей. Теперь она была всего лишь грязной рабыней, низким животным, дешёвой и малополезной вещью, которой, тем не менее, разрешили, по милости Кайил, как женщине другого народа, попытаться ублажить шест.

Я улыбнулся.

Ну, разве это не было подходящим? Разве это не было её предназначением, её как рабыни?

Виньела, продолжая танцевать, целовала и ласкала шест, тёрлась об него, и при этом потихоньку смещалась в сторону Кансеги, иногда направляемая верёвками на её шее.

Я легонько присвистнул себе под нос.

- Ах, - восхищённо вздохнул Кувингнака.

- Это - Кайила! - скандировали дикари.

- Я думаю, что шест удовлетворён, - усмехнулся я.

- Я думаю, что даже скала была бы удовлетворена, - признал Кувигнака.

- Даже не сомневаюсь.

Помощники верховного шамана верёвками потащили Виньелу от шеста. Но она, изо всех сил сопротивляясь, вцепилась в шест и продолжала целовать его и облизывать.

- Это - Кайила! – хором пели мужчины.

- Это - Кайила! – вторил им Кувигнака.

Казалось внезапная метаморфоза, проявленная в танце, произошла с Виньелой.

- Она, возбудилась, - заметил мой друг.

- Да. Это заметно, - согласился я.

Теперь она начала своим танцем показывать беспомощность своей неволи, своего подчинения, своего рабства. Этот танец беспомощного рабства, казалось, появился из самых глубин её собственного Я. Верёвки тянули её прочь от шеста, всё дальше и дальше, но девушка, корчась от боли и удушья, изо всех сил пыталась дотянуться до него. Постепенно, шаг за шагом, ей позволили вновь приблизиться, и дотянуться руками до объекта её страсти. Теперь она оседлала шест, и её танец страсти на коленях, на животе и на спине, состоящий из выгибаний и объятий продолжался.

Я присмотрелся к Кэнке. Он сидел верхом на кайила всего в нескольких ярдах от меня. Он приехал без седла. Это обычное дело, при коротких поездках по деревне, или для выездки кайилы. Элегантность и престиж седла, в таком случае никому не интересен. Да и просто нет смысла тратить время на осёдлывание животного. Воин, с сияющими глазами, наблюдал, как танцевала Виньела. Он знал, что именно он её владелец.

Виньела уже стояла на коленях на шесте и сгибалась назад, пока её волосы не коснулись земли. Затем она охватила его ногами. Она беспомощно поднималась и опускалась на шесте, извилась на нём, это было похоже, как если бы она была прикована к нему цепью. Она, то внезапно переворачивалась, и ложилась на шест животом, охватив его бедрами, то отталкивалась руками, то вдруг бросалась на ствол и прижимая к нему голову и плечи. Её рыжие волосы рассыпались вокруг гладкой, белой древесины. Её губы, снова и снова, прижимались к шесту в беспомощных поцелуях.

- А она довольно хороша, как рабыня, - заметил Кувигнака.

- Да, - согласился я.

- Она ведь никогда этому не обучалась, не так ли? - спросил парень.

- Понятия не имею, - ответил я.

Честно говоря, я сомневался, что дебютантки от высшего общества могли бы попросить обучить их и танцам страсти рабынь.

- Это заложено в женщине, - предположил Кувигнака.

- Мне тоже так кажется, - согласился я с моим юным другом.

Это казалось мне более чем вероятным по многим причинам, имеющим отношение к сексуальной селекции, в частности такие способности, по крайней мере, в открытых сообществах, могут быть генетически закодированы. Способности эти могут быть культивированы, так же, как такие свойства как цвет волос и глаз. Это очевидно из данных этологии – науки о поведении людей и животных. Приобретение женщиной навыков эротического танца, кстати, так же, как и лингвистические навыки ребенка, представляет собой необычайно крутой график обучения. Это означает, что зачатки способностей к такому танцу, готовность к этому, как и способность к быстрому и эффективному овладению языком у детей, генетически закодированы. Пол и природа человека, вовсе не должны противоречить биологии.

- Превосходно, - выдохнул Кувигнака.

- Да, - подтвердил я.

Виньела беспомощно и возбуждённо, своим танцем, показывала почтение к большому шесту, бывшему символом, её владельцев - мужчин.

- Смотри, - сказал Кувигнака.

- Да, - восхитился я, - Да!

Теперь-то я отлично понимал, почему свободных женщин нельзя было допускать к подобному представлению - танцу рабыни. Насколько ужаснуло бы, насколько шокировало бы их оно. Пусть уж лучше, они не знают, что подобное вообще может существовать. Пусть уж, такие танцы, такие зрелища останутся маленькой тайной между Господином и его рабыней. Как же разъярены, как разгневаны, были бы свободные гореанки, увидев, насколько прекрасна, насколько возбуждающе желанна, может быть другая женщина, в тысячи раз прекраснее и желаннее, чем все они вместе взятые. Ну как они могли бы конкурировать с ней, с той, кто была ничем, презренной рабыней, с той, кем действительно владеют, и кто принадлежит мужчинам без каких-либо прав и компромиссов?

Я наслаждался танцем Виньелы.

Несложно было заметить, с какой почти безумной злобой свободные женщины ревновали к рабыням, и как они необузданно и глубоко ненавидели их. Надо ли удивляться, насколько рабыни, беспомощные в своих ошейниках, боялись и страшились свободных женщин.

- Рабыня танцует просто замечательно, - признал Кувигнака.

- Да, бесподобно.

Конечно, с точки зрения дикарей, Виньела своим танцем, выражала не только личное рабство, в котором, без сомнения, она находилась, но символизм танца, его смысл, в том, что женщины врагов были не более, чем рабынями Кайил. Впрочем, я не сомневался, что у Пересмешников, Жёлтых Ножей, и других народов, точно также, могли быть подобные церемонии, на которых, так или иначе, могла присутствовать подобная танцовщица, с той лишь разницей, что она была бы женщиной другого народа, не исключено даже, что и девушкой похищенной из племени Кайил. Что до меня, то я видел символичность танца Виньелы, в образе намного более глубоком, чем просто национальные особенности. Я видел символичность, являющуюся, одной из самых глубоких и всеобъемлющих тем природы господства и подчинения. Как мне показалось в танце Виньелы, проявлялась слава жизни и естественный порядок природы. Она танцем показывала своё подчинение могуществу мужчин и исполнение требований её собственной женственности. Она танцевала свое желание принадлежать, чувствовать страсть, отдаваться мужчине, свою безоговорочную капитуляцию перед его властью, свою жажду служить, любить и быть любимой.