Кристофер Раули - Величайший дракон

– Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.

Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.

Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.

– Город погибает, и никто не знает, почему.

– Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, – сказал он и потянулся к ней.

Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.

– Нет, теперь я не могу вернуться, – она вскинула руки в направлении города. – Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.

– Это не так, леди.

– Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.

– Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь. Я в этом уверен.

– Мой сын… – женщина начала всхлипывать. Она закачалась на краю, потом восстановила равновесие. – Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.

– Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.

Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.

– Вы драконопас?

– Да, леди. Как вы догадались?

– Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.

– Вы правы, леди. Я драконир. Я из Стодевятого марнерийского.

– У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.

Она уставилась на него застывшим взглядом.

– Как видишь, я знаю, я знаю, каково это… Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.

– Да, леди.

Она опять повернулась к краю крыши.

– Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.

– До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.

Она уставилась на него невидящим взглядом.

– Как твое имя, дитя мое?

– Релкин.

– Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?

– Нет, леди, из Куоша.

– Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.

– Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.

Ее лицо осунулось.

– Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.

– Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.

Она посмотрела на него.

– Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.

– Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.

Она покачала головой.

– Разве такое возможно?

– Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.

Она внимательно всматривалась в его глаза.

– Кто ты? Ты не простой драконопас. В твоих глазах есть что-то такое, что говорит со мной. Я не знаю тебя, но все равно чувствую какую-то привязанность.

– Я не вру вам, леди. Я просто Релкин из Стодевятого марнерийского драконьего.

Она наклонилась ближе, стараясь прочитать что-то, написанное ускользающим росчерком за пределами обычного зрения.

– Кем ты был? Я имею в виду, кем ты был в других жизнях? У тебя странная аура, дитя мое. Ты отмечен.

Релкин вздрогнул. Этого он вовсе не хотел слышать.

– Скажи мне, дитя мое, кто ты? – настаивала она.

Кто же он в самом деле, подумал он про себя. Он был Иудо Фэксом, он занимался любовью в самых невероятных местах, от берегов Оона до сумрачного мира магии, где жила Ферла. Он почувствовал, как легла на его плечи тяжелая рука разума-левиафана.

– Я драконир, готовый в любой момент уснуть, леди.

Какое-то время она растерянно на него смотрела, потом черты лица ее смягчились.

– Ты никогда не знал своей матери, не так ли, дитя мое?

– Правильно, леди. Я никогда не знал ни отца, ни матери.

Байстрюк, подкидыш, нежеланный… – Релкин прожил свою жизнь, боясь услышать, но то и дело слыша эти слова.

– Бедное дитя, какой жизнью тебе пришлось жить!

Клянусь Богами, подумал Релкин, в том, что она сказала, что-то есть. Но леди уже не смотрела на край крыши. Релкин надеялся, что это прогресс.

– Эфин умер здесь, сам видишь. Его жена умерла тоже. Теперь их дети – сироты.

– Худшее позади, леди. Мы победим.

– Нет, худшее впереди. После того, как мы оплачем наших покойников.

Сказав это, она повернулась, обхватила его руками и, ткнувшись в грудь, заплакала. Они так и продолжали стоять на краю крыши. Очень осторожно он начал потихоньку вместе с ней забираться по черепицам на конек крыши. На протяжении всего пути он продолжал поддерживать женщину. Теперь она уже шла, не сопротивляясь, и проявляла определенную ловкость.

– Мы сейчас выпьем вина с бисквитами. Вот что мы должны сейчас сделать, – сказала она, задержавшись в дверях чердака.

– Все что угодно, леди, – пробормотал он.

Проходя через дверь, он слегка подтолкнул женщину вперед. Бросив напоследок еще один взгляд на край крыши, она вошла в дом.

Он проследовал за ней до первого этажа, где она позвонила в гонг и предложила ему сесть за длинный стол в комнате, увешанной роскошными гобеленами.

– Отдохните здесь, дитя мое. Я уверена, что вы очень устали.

Релкин, устало вздохнув, сел.

Женщина исчезла в направлении кухни. Через несколько минут служанка принесла миндальные бисквиты и сладкое белое вино. Она нашла Релкина уже спящим; он навалился на стол и положил голову на руки.

Он проснулся и довольно долго считал, что все еще продолжает спать и видит сон. Он был в раю: голый, только что принявший ванну, лежащий на прекрасном прохладном белье в большой мягкой кровати. Кто-то даже побрил его.

У него внутри пробежал холодок. Небеса? Или вот так и просыпаются в Покоях Гонго? Он уже присоединился к Легиону мертвых?

Он вытянул руки. Белье было очень гладким. Через несколько мгновений он начал чувствовать себя слишком реально, слишком прохладно. Он сел и обнаружил, что находится в большой, хорошо обставленной спальне со свежевыкрашенными в белый цвет стенами, с черными дубовыми рамами и дверями. На спинке стула лежал отрез прекрасных марнерийских кружев – следовательно, он все еще в городе. Гонго, хоть и Бог Мертвых, не станет заботиться о таких мелочах. На полу лежал коврик из голубой материи, что подтвердило его пребывание в мире смертных.