Тимофей Печёрин - Грани

Деревня гуляла. Играла простенькая, но веселая музыка, на площади отплясывала молодежь в цветастых рубашках и платьях. С краю толпились люди постарше, о чем-то неспешно беседуя. Рядом торговали пирожками, пивом, сыром и горячим мясом, которое здесь же и жарили. Время от времени, то из числа беседующих, то из числа танцующих отделялись одиночки, а то и целые группы, подходили к лоткам, чтобы насладиться нехитрыми деревенскими яствами.

Позади был сбор урожая — главное событие в жизни любой деревни. Тяжкая работа окончена, закрома полны и сулили год безбедной жизни. Так, почему бы не расслабиться, не отпраздновать этот приятный факт? И, потому, даже с наступлением темноты, веселье продолжалось.

— Эй, девушки! — окликнул двух подружек высокий подвыпивший парень, которому не терпелось перейти к самой, как он считал, интересной части любого праздника, — кто хочет пройти в одно интересное местечко?

— Отвали, придурок, — огрызнулась одна, высокая брюнетка с пышной копной волос, — у меня парень покруче есть. Сам иди в свое… местечко.

— А ты… светленькая? — парень слегка растерялся от столь резкого и безапелляционного отказа, и особенно, от пошло прозвучавшей последней фразы.

— Присоединяюсь, — ответила «светленькая», а, точнее, невысокая блондинка с короткими волосами и непримечательной внешностью. Последнее не имело большого значения для молодого пахаря, принявшего достаточное количество пива.

— Ты че, Гал? — толкнула ее локтем брюнетка, когда парень, быстро оправившись от первого за вечер поражения, уже рыскал в поисках добычи на почтительном расстоянии, — ты же одна. Повеселилась бы. А то, ни выпить, как следует, ни с пареньком «трали-вали».

— А про контрольную неделю забыла?

— Че? Хорош, Галка, грузить. Контрольная неделя — она там. Здесь вообще, наверное, преподов нет.

— Есть. Только не в этом… как его… качестве. И, вообще, если здесь переберешь, голова и там болеть будет. Забыла?

— Щас. Вспомню. В смысле, щас переберу, а завтра… вспомню, — расхохоталась брюнетка, — а ты ботань на здоровье. И тут, и там. Ладно, хрен с ней, с башкой. Зачем чувачка-то отшила? Ты же не башкой… с ним.

— Да так. Из солидарности.

— У, ты радость моя! — с чувством пьяного сентиментального восторга воскликнула брюнетка и полезла к подруге обниматься, — любишь меня? Да? Гала любит Вирлену. А Вирлена любит… в-сех!

Заиграла новая музыка — бодрая, энергичная. Брюнетка Вирлена, словно на крыльях влетела в центр площади, и принялась отплясывать, да так лихо, что остальные танцующие лишь стояли по краям да хлопали в ладоши. Волосы растрепались, глаза сверкали, лицо раскраснелось, руки то и дело посылали воздушные поцелуи, а рот при этом выкрикивал: «Всех люблю! Всех!».

Она не заметила, как налетел ветер, дыхнувший могильным холодом. Костры погасли, музыка стихла, люди замолчали. Лишь один голос крикнул в темноте: «Это Мадракс!», «Изыди!».

Ветер стих. Костры снова зажгли. Вновь заиграла музыка, веселье, пусть и без прежней радости, готово было продолжаться до утра. Никто не забивал себе голову вопросом: «куда подевалась девушка Вирлена, что пять минут назад плясала в центре площади».

Почти никто.

— …Чагай! Повторите, что я только что сказал!

Повинуясь тонкому противному голосу плешивого профессора, Гала Чагай с грехом пополам повторила две его последние фразы…

— Чагай. Учти, это не повод…

Интересно, а что тогда — повод? И для чего, вообще…

Уши ловят мерные, как шум воды в трубах, разглагольствования препода, передают сигнал рукам, которые покорно водят ручкой по листам белой бумаги. Минуя голову, упорно не желавшую возвращаться к лекции. И к учебе, вообще.

Даже утром, медленно открывая глаза под мерзкую трель будильника, она еще тешила себя надеждой. Слабенькой, робкой. Растаявшей, как только Гала увидела на соседней кровати свою спящую, и не желавшую просыпаться всем будильникам назло, подругу. Вернее, не спящую, а…

Дядьки в белых халатах, нагрянувшие в общагу в течение последующих сорока минут, могли только развести руками и подтвердить то, о чем Гала и сама догадывалась. Подруга ваша, мол, вне досягаемости, что-то препятствует ей вернуться на нашу грань. «Что-то», ха! Да не «что-то», а «кто-то», но Гала не стала говорить это врачам. Толку-то?

Предложение о госпитализации с подключением к каким-то аппаратам тоже было отвергнуто. Вирлена же на другой грани, это не простая отключка. Если ее там кормят, она выживет. А отсюда ей никак не поможешь. Хоть сто уколов сделай. Этим врачам лишь бы денег срубить, вот и предлагают всякую хрень. А откуда деньги у бедной студентки?

Ничем не мог обрадовать Галу и молоденький сержант полиции, вызванный на освидетельствование. Случай, мол, вне нашей юрисдикции. Знаю-знаю, подумала Гала, ты тупо боишься этого… Мадракса. Поди, и здесь полицейский так себе, и там воин неважный. Последний вопрос она так и не удержала во рту, он вырвался, когда сержант уже уходил.

— Слушайте. А вы кто… на той грани?

— До свидания, — бросил молоденький полицейский вместо ответа. Гала видела, как его лицо наливалось красным, став похожим на спелые помидоры — вроде тех, что она сама помогала убирать вчера в деревне.

Не ответил. Ну, она и не рассчитывала.

Грани считаются равноправными, как левая и правая рука. Таково мнение ученых, а что же слушать как не мнение ученых? И, так же как и в случае с руками, равноправие не подразумевает равноценности. Подобно тому как большинство людей предпочитает чаще пользоваться правой рукой, это же большинство людей рассматривает в качестве основной одну грань. Которую принято называть Явью. В отличие от другой, где скромный банковский служащий может быть могучим воином, крикливый препод — благочестивым монахом, а студентка-психолог — например… волшебницей. Подобные стереотипы, как ни странно, поддерживаются, в том числе и наукой, утверждающей, что в той грани таинственный «социальный КПД» гораздо ниже.

Другое предубеждение, связанное с гранями — их взаимное невмешательство. Непересечение. Этот принцип лично Гале Чагай по молодости лет казался дебильным и только мешающим. Как любой предрассудок. К чему невмешательство, если люди и здесь и там одни и те же? Да, даже здешний дворник может стать героем, но при условии, если у него есть геройские черты характера. Смелость, благородство.