Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)

Одна минута…

Я обмерла и превратилась в камень, забыв дышать, потому что Тристан чуть шелохнулся, я почувствовала щекой напряжение грудных мышц, и увидела, как его рука приподнялась с края и потянулась к столику медленно и осторожно. Только силой воли я заставила себя ровно вдохнуть и выдохнуть. Тристан вовсе сейчас не спал. Мало того, — он тянулся к кнопке на часах, чтобы предотвратить звонок. Если бы он только мог видеть мои широко распахнутые глаза, следящие за его вытянутой рукой и болеющие всей душой за то, чтобы у него получилось её нажать! Но Трис не подозревал о моём бодрствовании, и потому старался действовать очень медленно, и при том не шевельнуть лишний раз плечом. Самым кончиком указательного он вдавил чёрный цилиндрик в корпус, и со слабым писком колокольчик исчез с экрана. На меня моментально скатилось облегчение, сравнимое как раз с облегчением сапёра, перерезавшего нужный проводок на последних секундах.

Тристан медленно вернул руку на место, и обездвиженная тишина продолжалась. Только теперь я знала, что он не спал. О чём же он думал? Вероятно, как и я, о том, что лучше оттянуть подальше будущий неловкий момент пробуждения. Или всё потому, что лежать вот так, в полуобъятиях друг друга было слишком приятно. За собой я этого не отрицала, было бы глупо врать самой себе при такой очевидности чувств, — сейчас, когда опасность будильника миновала, я погрузилась в нескромное блаженство от этой телесной близости. Наверняка все, кто искал рай на земле, по — настоящему находили его здесь, — у самого сердца тех, кого любили. Какое же это было счастье — просыпаться в объятиях любимого и засыпать в них. Мой Тристан… что мне нравилось в нём, что не нравилось, — важно ли это вообще? Каждый волосок на его груди — мой, и тоже любимый, а там хоть рубаху на себе рви, хоть в свитера по горло закутывайся, самого главного это не меняло — я бы сейчас многое отдала за возможность шевельнуть рукой, свободно и без стеснения поёжиться, ненароком приласкав его по плечам ладонью, потереться щекой о рубашку. Всё, что могла бы, будь мы с ним настоящей парой, заснувшей вместе. Как же это было прекрасно. Когда бы ни суждено нам было "просыпаться", сейчас — всё было прекрасно.

Часы отсчитывали свои минуты, и поначалу я думала, что как раз в это время умываюсь, а в это время обычно наблюдаю за тем, как Трис что‑то готовит к завтраку… но потом эти мысли ушли и я, по — настоящему расслабившись, снова стала хотеть спать. Не случайно, а вполне осознанно заснуть рядом — вот та награда, которую я неожиданно для себя получила, не совершая никаких подвигов. Мне было всё равно, даже если мы не пойдём на работу. Мне стало всё равно как придётся просыпаться, и выкручиваться из неловкости. Я была счастлива до наглости, и хотела, чтобы так было вечно.

Второй раз я проснулась спустя час, и, не так быстро вспомнив, где я и с кем я, потому что сразу подняла голову, разлепила глаза и что‑то буркнула в продолжение приснившегося разговора с Геле. Проморгалась, глядя на циферблат, и вскочила, как ошпаренная, с выкриком:

— Полдвенадцатого!

Тристан, судя по его поведению, тоже крепко заснул после десяти, потому что что‑то мыкнул и вяло повернулся лицом к спинке, неуклюже оставив руку за спиной.

— Трис! — Я включила верхний свет. — Вставай!

Он развернулся обратно и стал морщиться от света.

— Что?

— Вот она бессонница, мы проспали!

За пятнадцать секунд я почистила зубы, умылась, уступив ему ванную комнату, и, быстро причесавшись у зеркала, стала обуваться. Одежда у нас была мятая, но переодеваться было уже некогда, и мы, торопясь, вышли из дома, едва приведя себя в порядок. Я сердилась и волновалась, надеясь, что это не покажется слишком наигранным. Тристан не переживал по поводу опоздания так как я, он вообще крепко недобрал сон, так что спешил как‑то на полуавтомате и по его виду никак нельзя было сказать, что он вообще знал о том, что я проснулась на его диване, а не ворвалась в комнату с криками о времени. Если бы не эта кнопочка будильника, которую он нажал, то я бы вполне обманулась его видом. Быть может, и он прекрасно знал, что сейчас я притворяюсь, будто не заметила, или не придала значения, или слишком быстро забыла, — как спала, его обнимая.

В любом случае неловкий момент не наступил, был быстро смазан форс — мажорными обстоятельствами и теперь никому ничего не нужно объяснять.

В агентстве мы появились в начале первого, и Вельтон высказал, что они уже начали беспокоиться. Я опрометчиво призналась, что мы проспали, а Нил тут же со своего места спросил:

— Оба?

— Естественно, — с насмешкой ответил ему Трис, — а ты думал, что мы спим в разных комнатах?

Кажется, Нил понял, что спросил, и чтобы быстро загладить тему, стал говорить о деле Марты Май. Ему как раз сегодня предстояло искать дверь к тому парнишке. В час ночи он ушёл, и не было его достаточно долго, но когда он вернулся, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Я не могу найти двери.

Подумав ещё раз о смерти, я сникла за столом, не зная, что делать. Потом сказала:

— Давай сходим вместе? У меня как‑то получилось недавно найти дверь в гостиничный номер, может, теперь я смогу помочь.

Вместо Нила быстро ответил Трис:

— Нет.

— Почему?

— Потому что нет.

Я возмущённо уставилась на Вельтона с беззвучным возгласом в глазах: "Ты видишь, кто здесь приказания отдаёт?". Но Вельтон его поддержал:

— Да, это не порядок. У нас последнее время всё наперекосяк идёт, и не нужно заниматься не своими вещами. Как давно мы доводили хоть одно дело до конца? Та глухонемая девушка, что к нам приходила, помнишь? И что из этого вышло? Даже ни одной бумажки к делу не пришили, её и в архиве нет. Хватит импровизации, Гретт.

— А это здесь при чём? Трис, почему?

— У меня нехорошее предчувствие, что ты опять исчезнешь.

— Брось…

— Ладно, — Нил не успел даже сесть за свой стол, как развернулся, — ночь долгая, я ещё пойду поищу.

Вчера мы с Зариной поменялись дежурствами, поэтому за обедом сегодня ушла она. Пуля скрылась в своей каморке, а через несколько минут позвала на разговор к себе.

— Ты чего не в духе? — Она прикрыла за мной дверь.

— Я в духе.

— С Тристаном всё ссоришься, хмурая.

— Я не ссорилась, я не выспалась просто.

— Он что‑то прознал про твою любовь?

— Чего — чего?

— А как же, ты говорила "Горю, сердце горит…".

— Дура, я о вдохновении!

Я покраснела сразу же от стыда, что так несдержанно обозвала её. Пулю я уважала, и она была старше меня, но сама Летописец восприняла эту вспышку иначе:

— Да, вижу я, что о вдохновении… Так Трис догадался, что у тебя кто‑то есть? Мне ты можешь сказать.