Барб Хенди - Об истине и зверях

— Вы имеете в виду домина В-Горном-Хребте? — переспросил Моджахед.

Это ответило на вопрос Винн, как в переводе сократить имя незнакомого домина.

Моджахед кивнул и медленно отвёл взгляд.

— Хорошо… только скажите мне, что ему передать.

Все еще сомневаясь, но слишком уставшая, Винн последовала за ним к лестнице, ведущей наверх.

Сау'илахк отчаянно нуждался в жизни. Создание слуги с сознанием и долгая борьба за его контроль истощило его. Когда его слуга натолкнулся на ту странно освещенную поляну, следуя за Винн, что-то каким-то образом ранило его. Всё было так, будто, путешествуя в сознании слуги, он ступил на поляну сам.

Силы разрушенного слуги частично поддержали его, но он потерял след Винн.

Сау'илахк стоял на дороге посреди равнины и не чувствовал жизни поблизости. Деревья леса походили на стену, которую он видел, но ничего не мог почувствовать за ней. И к тому же, у него не было сил, чтобы переместиться в другое место на большое расстояние.

Он изучил ряд деревьев, простирающийся в обоих направлениях на сколько хватало глаз. Даже если он найдёт пропитание, даже если он сделает другого, более подходящего слугу, как он определит местонахождение Винн?

Сау'илахк начал исчезать, погружаясь в дремоту, и позвал в этой темноте на краю сна своего Бога:

«Возлюбленный… помоги мне!»

«Ты следуешь за Хранительницей? Она ведёт тебя?»

«Я голодаю из-за своих усилий!»

«Тогда найди жизнь, но маленькую. Покормись на охоте… и тогда ты сможешь служить мне дальше.»

Это не было нормальным ответом, и расстройство подточило красноречие Сау'илахка еще больше:

«Нет никакой жизни, достаточно существенной для моей потребности, здесь и сейчас».

Шипение его покровителя стало похожим на то, будто плюнули на угли костра — или пересып крупных песчинок:

«Каплю крови трупа невозможно найти в пустыне, хотя её будет достаточно для норного жука.»

«Винн Хигеорт вне моей досягаемости», — возразил Сау'илахк. — «Я не могу почувствовать даже животных в этом лесу. Даже если бы я мог, как я должен найти ее искру жизни в таком месте?»

«Туда, куда идёт жизнь… смерть может последовать. Найди последнего и найдёшь прежнюю.»

Сау'илахк сделал паузу. На земле, изобилующей жизнью, которая не впускает его, как не-мёртвого, возможно, «смерть» за теми деревьями — это Чейн, так или иначе последовавший за Винн туда. Загадочное возражение Возлюбленного, казалось, подтверждало это, но Сау'илахк редко был в состоянии ощутить присутствие Чейна. Возможно, то странное кольцо позволило вампиру войти туда, куда никакие другие не-мертвые не могли ступить.

Его интерес к небольшому бронзовому кольцу Чейна вырос.

«Я все еще… не могу, — взмолился он. — Пожалуйста, мой Возлюбленный… Я голодаю!»

«Раскопай свою потребность, как капельку в песке… а затем другую… пока не найдёшь средства служить мне дальше. Раскопай и возьми, если понадобиться, но не обращайся ко мне, чтобы пролить бальзам на раны от твоей неудачи.»

Сау'илахк погрузился глубже в дремоту от упрека Возлюбленного. Единственный источник жизни, о котором он мог вспомнить, был караван. Но у него не было сил, чтобы найти его, уже не говоря о какой-то памяти, которая позволит ему появиться в его постоянно изменяющемся местоположении. Он остался в черной тишине, сам не зная, как долго.

Все, что оставалось ему, это погрузиться в болезненные воспоминания о его Боге, которые заставляли его кипеть в тишине. Дети никогда не шли по этому пути. Хотя он вызвал неудовольствие Возлюбленного своим неповиновением, он сделал все, что мог, чтобы вернуть благосклонность своего Бога. Когда он оказался пойманным в ловушку между верным служением и отчаянной потребностью, он сам себе казался… насекомым в пыли, достаточно было только прихоти, чтобы наступить на него.

Мир вновь появился перед его глазами.

Сау'илахк обнаружил, что небо на востоке посерело, и паника поднялась в нём. Он оставался в бездействии слишком долго? Он не вынесет целый день в темноте среди такого голода! Он осел на землю, словно соломенное чучело в черной мантии.

Все, что заполнило его поле зрения, это дорога

На песках Великой пустыни, старая, но утрамбованная земля была испещрена камнями, выставленными на обозрение десятилетиями выветривания и использования. Капли воды не были тем, в чем он нуждался, хотя здесь их было больше, чем в дюнах. Жало упрека Возлюбленного пробежало через него как яд осы в венах живущей плоти.

Где была вода, или просто влага, даже в чьем-либо теле, могла продержаться крошечная жизнь. Он когда-то стал таким хлебом насущным в конце дней своей жизни.

Эта старая, старая память все еще преследовала его и неизменно вызывала отвращение.

Все было загадочно потеряно в конце Войны. Или, скорее Война просто закончилась по какой-то причине, которую он не знал. Годы прошли с ночи, когда он получил «благословение» вечной жизни. Тогда однажды ночью Дети просто исчезли.

Сау'илахк направился к пещере в горе Возлюбленного, но не смог войти. Проход не был перекрыт обвалом или заполнен камнями и землей. Его просто не было там больше… как будто не было никогда.

Не было охранников-локатов, этой шипящей мерзости, порождения человека и какой-то чудовищной рептилии. Племена и орды начали расходиться, но не прежде чем перебили друг друга. Жители севера и другие перебежчики обернулись против племен пустыни. Племена обратились друг против друга, больше не нуждаясь в оправданиях для старой кровной мести. Стаи и стада угджила — что сейчас были известны как гоблины — нападали на любого, даже на своих сородичей.

Они уничтожали друг друга ради небольших военных трофеев, а получив, сбегали в горы через пески. Среди всего этого, охотились потомки Детей с полей битвы, измотанные тем, что могли существовать только по ночам. Они убивали, что только могли, чтобы выжить настолько глубоко в пустыне.

Сау'илахк с остатками своих подчиненных из Почтительных сбежал.

Годами он искал любой след Детей. И каждый год он становился более напуганным и раздражённым. Поскольку, когда он смотрел в своё зеркало из полированного серебра, его облик говорил ему слишком о многом.

Морщины появились на его когда-то красивом лице. Его блестящие черные завитки волос прорезали седые полосы. Его суставы медленно теряли подвижность, отзываясь болью при каждом движении. Еда, потребляемая ради удовольствия, стала грязью на языке, лишившись вкуса. А дни становились как ночи, поскольку его зрение стало ухудшаться. Эта последняя потеря была почти облегчением, потому что теперь он не мог смотреть на себя в зеркало.

Сау'илахк старел.