Раиль Шариф - Уравнение Куфу

– Вот вам карта. – Джеф протянул первую копию кудрявым сестричкам. – Вот вам. – Он дал карту близнецам. – И вам. – Джеф обратился к китайчонку Ли и косоглазому Фрэнку. – А я с Джонни.

– Хорошо, – согласился Фрэнк, но отступать от своей линии не стал и на этот раз пошел более хитрым путем. – Сначала посмотрим, как вы с Джонни управитесь, а после мы.

Джеф заранее проиграл и этот вариант, а потому, не моргнув глазом, ответил:

– Тогда вперед…

Двадцать минут Джеф водил друзей по скалам, крутился на одном месте, определял стороны света и под конец в расщелине скал остановился у внушительного по размерам камня. Джеф скомандовал, и они всей компанией дружно навалились на камень. Но он был слишком тяжелый и даже не шелохнулся. Тогда Джеф нашел какую-то палку и принялся со стороны подрывать камень.

Земля была мягкой, податливой, но никто из друзей Джефа не обратил на это внимание. Джеф знал, что в этом месте через две минуты он найдет небольшой глиняный горшочек, доверху набитый коллекционными серебряными монетами отца. Разумеется, столько серебра у отца он не нашел, а потому нижнюю часть горшочка засыпал медными монетами из все той же отцовской коллекции. Джеф приготовился выразить бурю восторга, но то, что произошло дальше, трудно назвать таковым.

Он вынул из-под подрытого камня глиняный горшок и под всеобщее "Ах" сорвал с него печать. Джеф закатил за орбиты глаза и недоуменно раскрыл рот. Вместо отцовских серебряных монет, переливаясь на солнце, лежали ЗОЛОТЫЕ монеты.

– Вот это да!!! – на миг Фрэнку показалось, что его косые глазенки стали еще раскосее. – Значит, все это правда.

В наступившей внезапно тишине слышались возбужденные вздохи юных кладоискателей и шорохи морского прибоя.

В следующий миг Джеф заставил рыжего Джонни снять рубашку, а после пересыпал в нее содержимое горшочка. Однако золотыми оказались и медные монеты, лежавшие на дне. Джеф не заметил, как его друзья исчезли в поисках своей доли. Каждому хотелось найти свой личный горшочек, но никто и не подозревал, что это была хорошо спланированная шутка Джефа. В остальных горшках лежали опилки и небольшой, но довольно жирный сувенирный кукиш.

Рыжий Джонни остался с Джефом: как-никак напарник, а горшок общий. Джонни старательно пересчитывал монеты и складывал их обратно в горшочек.

Джеф заворожено следил за быстрыми пальцами товарища и не мог поверить ни в какое чудо. В конце концов, не могли же медные и серебряные монеты превратиться в золото. Такого просто быть не может.

Он сидел на камне, который только что старательно подрывал. Внезапно его мысли были прерваны потоком чьего-то пристального внимания. Джеф поднял взор.

Источником внимания оказался человек с прищуренными красивыми глазами. Они излучали магнетизм, невероятную волю и власть.

Трусишка Джонни заметил, как Джеф спрыгнул с большого камня и поплелся вслед за человеком с косичкой вниз по тропинке ущелья, на пляж. Но Джонни больше интересовало содержимое таинственного клада. И удивлению его не было предела, когда в рубашке и горшке он обнаружил медные и серебряные монеты.

Пномпень, 17:10 дня

ОН и ОНА сидели за столом небольшой кухни у распахнутых в сад окон и смотрели, как ярко-рыжие апельсины склоняют к земле своей тяжестью ветви. Причем ни одна из них, чтобы исключить проникновение в дом злых духов, по кхмерскому поверью не касалась ни окон, ни крыш, ни тем более самих стен.

Небо заволакивалось тяжелыми тучами, и солнце, проглядывая сквозь них, чередовало светлые лучи с полосами тени. Светотень ложилась на рыжие апельсины, проходила через распахнутые в сад окна и скользила к столу. На нем в низкой тарелке были аккуратно уложены тонко нарезанные ломтики папайи, бананов и апельсинов. Рядом на двух широких блюдах отдавали жаром пронизанные острым запахом прахока сваренный на пару рис и мясо креветок. Тут же стояли бутыль игристого вина и наполненные до краев бокалы. Две свечи, расположенные между всем этим, зажжены еще не были, но пальцами двух рук были сплетены мужчина и женщина. За окном листьями рыжего апельсина шумел надвигающийся муссон, а в небольшой уютной кухне оживали воспоминания…

Та новогодняя ночь 1981 года по восточному календарю пришлась на 13 апреля.

Максим увидел Тану у одного из разрушенных монастырей. На фоне взлетающих ввысь от ночных костров искр она исполняла танец неземных апсар. Ее гибкие пальцы, подчиняясь строгому ритму синхронизации, рассказывали историю трагической любви. Ее гибкий стан, не сломавшийся в урагане войн колосок, тянулся к жизни. Ее взгляд, бездонное озеро нежности и любви, одаривал теплотой в эту ночь каждого, и только одному человеку в тот вечер она подарила внезапный жест, обозначающий одно из главных на земле чувств. Их взгляды встретились, точно две молнии переплелись.

Уже под утро Максим провожал Уч Тану до самого дома. Они шли рука об руку. Максим много говорил, а Тана, изредка заглядывая ему в глаза, внимательно слушала. Она была заворожена его голосом, умением говорить на разных языках и тем, как он осторожно и трепетно проникает в ее душу, подобно настройщику роялей касается ее порванных струн и заставляет их звучать так, как это было до 75 года: звонко и радостно.

Уч Тана полюбила впервые, жаркими ночами Максим дарил ей любовь, а потом… А потом все рухнуло. 28 ноября 1981 года Максима арестовали по обвинению в пособничестве полпотовским недобиткам. Его заточили в тюрьму, расположенную на южной окраине Пномпеня у реки Меконг. Но любовь творит чудеса. Уч Тана вызволила своего возлюбленного. Темной ночью через подземный канал сточных вод Тана проникла в тюрьму, рискуя собственной жизнью, пропилила в камере Максима решетку и вместе с ним тем же путем вернулась к Меконгу. А через час Максим был далеко от Пномпеня. На прощание он поцеловал Тану в жаркие губы и произнес: "Когда-нибудь я вернусь… Обязательно!"

За все эти годы Крейс так и не решился заглянуть в Камбоджу. И сейчас все произошло так быстро и спонтанно, что он с трудом осознавал реальность рыжих апельсинов и тепла женских рук, сжимаемых его крепкими жилистыми ладонями…

…В небольшой кухне царил полумрак, на столе ярко горели две восковые свечи, а там – за закрытым окном – омывая рыжие апельсины, шел ливень. Но на фоне не прекращающегося второй час дождя на кухне раздавались веселый смех и голоса.

– Ты действительно приехал за мной? – недоверчиво спросила Уч Тана. – Как ты изменился, тебя не узнать…

– Только благодаря тебе я жив, Тана, – Крейс провел ладонью по ее нежному, как персик, лицу. – Что с тобой? Ты погрустнела.

– Нет, – Тана отрицательно покачала головой. – Все в порядке… Просто вспомнила. Да, мне было непросто вызволить тебя. Через канал сточных вод проникнуть в тюрьму и пропилить решетку. Но на войне было гораздо страшнее. Ты мне обещал рассказать, что было с тобой после. Я слушаю.