Раиль Шариф - Уравнение Куфу

СЛЫШИТСЯ ХРУСТ СТЕКЛА, ЛОБОВОЙ КОСТИ И ЛЕГКИЙ ВСКРИК, ПЕРЕХОДЯЩИЙ В СУДОРОЖНЫЕ КОНВУЛЬСИИ ТЕЛА. А ЗАТЕМ??? А ЗАТЕМ – СМЕРТЬ!

Ну, это лишь мечты , с сожалением подумала Люсьен. Пока, по крайней мере, мечты. Уже завтра они воплотятся в реальность. Пришло время платить по счетам.

…После того как Люсьен заперла за собой дверь номера, Пьер соскочил с тахты. Он не пожалел о вылитом за балкон кофе – он никогда его не любил.

Звезда моя, что же ты задумала? Неужели на панель снова пошла…

Второго ключа у «корсара» не было. Он вышел на балкон. На аллеях шумели пальмы. Солнце стояло в зените. Отсюда с четвертого этажа, открывался божественно сказочный вид на бухту Бель-Омбр. Длинные коралловые пляжи с одной стороны были окаймлены зеленью экваториальных тропиков, с другой – пьянящей лазурью Индийского океана. Подобно хамелеону, океан временами отливал нежными цветами малахита и фламинго. А там, в нескольких милях отсюда, заслоняя своим массивным телом горизонт, простирался остров Силуэт. Разве мог предположить Пьер еще полгода назад, что когда-нибудь в жизни он увидит подобную красоту. На миг ему показалось, что именно так должен выглядеть рай – так и не иначе. Но теперь в его голову пришла мысль, что в настоящий рай ему не попасть. Надвигалось что-то неотвратимое, требующее крови и жертв. Пьер отчетливо ощутил на губах вкус пережженного марципана, и это придало ему злости.

Он явственно увидел образ Люсьен. Без прикрас, таким как есть. Лиса. Хитрая и лживая лиса.

Милый, свой медовый я хочу провести на Сейшелах. Ты ведь не откажешь своей козочке?

Звезда моя, ты как была сукой так ей и осталась! Да и я хорош. Потратить все сбережения ради этой дряни. Не той головой думал.

…Четвертый этаж. Жан-Пьер взял в зубы узкую плетеную косичку, перекинул тело на другую сторону перил и, опустившись до самого основания, повис над балконом третьего этажа. Спрыгнув, он с сожалением отметил, что первый и второй этажи балконов не имеют. Отступать было некуда. Его внимание привлекли голоса из комнаты: женский и мужской.

– Ральф, что за шум на балконе?

– Зайка, по-моему тебе уже достаточно.

– Да нет же, там кто-то есть! Сходи, посмотри.

Недолго думая, Пьер распахнул дверь и вошел в комнату. Специфический запах марихуаны ударил ему в ноздри сразу с порога. Пьер быстрым взглядом окинул комнату. Перед ним в оцепенении стоял тридцати лет мужчина. Из одежды на нем были зеленые с мотыльками трусы и ничего больше. Маленький, кривоногий, с обильной растительностью на груди. Мужчина что-то прятал за спиной, но расширенные зрачки и пьянящий запах под потолком выдавали его с потрохами. Из-за спины выглядывала бальзаковского возраста женщина. Она была напугана еще больше, и казалось, глаза ее вот-вот выкатятся из орбит.

Женщина толкнула мужчину в спину, а тот, как делает это горилла, защищая свою самку, выпятил вперед грудь.

– Что вам тут надо, месье, кто вы такой? – его голос дрожал.

– Полиция нравов. Маленькое неофициальное предупреждение.

Резким боковым ударом в челюсть Жан-Пьер повалил сомнительного типа на пол. Из правой руки человекообезьяны выпал тлеющий косячок, а женщина, распластав в стороны руки, грузно упала в обморок.

– Травкой балуемся? – Пьер раздавил носком ботинка косячок. – В следующий раз отвечать по закону будешь лично ты, но не за употребление, а за продажу. Я позабочусь.

Тип с волосатой грудью, стоя на четвереньках, схватил Пьера за брюки и стал оправдываться:

– Месье, вы все не так поняли.

Брезгливо оттолкнув его свободной ногой, Пьер схватил со стола ключи и, отворив дверь номера, выбежал из отеля. Люсьен садилась в такси. Проводив взглядом машину на значительное расстояние, Жан прыгнул в другое такси и скомандовал:

– За тем автомобилем!

Пьер взглянул на часы. 11:30. С того момента, как «Боинг 747» совершил посадку на острове Маэ, прошло более часа. Пьер не знал, что человек, с которым в аэропорту произошел инцидент, направился в небольшой банк на улице Королевы Виктории (авеню Френсиса Рашеля). А если бы и знал, то не придал бы этому никакого значения. Память Пьера о событиях в аэропорту была полностью выхолощена. Впрочем, как и память остальных людей, ставших невольными свидетелями инцидента.

– И последнее! – Брейн Лихмонт заканчивал беседу с Жаннет, но напоследок в ее разгневанные костры решил плеснуть масла. Это его забавляло. – Мне не нравится, как ты ведешь переговоры. Выброси своего Карнеги на свалку – иногда не грех и по столу ударить.

Жаннет сидела напротив Лихмонта, по другую сторону длинного стола. Она испытывала к этому человеку огромную неприязнь, но на этот раз решила промолчать. Жаннет знала, что разговор близится к финалу, и ей не терпелось поскорее покинуть прокуренный ублюдком кабинет.

Словно о чем-то раздумывая, Брейн включил вентилятор, закинул ноги на письменный стол и закурил.

Сегодня Брейн был аккуратно причесан, гладко выбрит и, к еще большему изумлению Жаннет, явился на работу в чистой зеленой рубашке и отглаженных брюках. В правой руке Брейн держал сигару, с толстой шеи его текли струйки пота. Ублюдок вынул из кармана чистый носовой платок и вытер шею. И с тем же спокойствием стряхнул пепел с сигары не на пол, как происходило всегда, а в пепельницу.

Брейн был лысоватым, плюгавым и упитанным, и Жаннет показалось, что в наглаженных брюках и чистой рубахе он выглядит гораздо нелепее. Он вдруг напомнил ей изъеденного молью плюшевого медведя, приодетого по случаю Рождества. От этой мысли Жаннет стало смешно, и она иронично улыбнулась в лицо Брейну.

– Плюшевые медведи едят манную кашу? – спросила Жаннет.

– Что? – непонимающе заморгал Брейн.

– Я думаю, что едят, – не дожидаясь ответа, произнесла она. – Только они не всегда знают, что плюшевые медведи – это они.

– О чем это ты?

– Скоро узнаете… – Жаннет сжала кулачки и ударила ими по столу. Вулкан ее негодования, еще мгновение назад казавшийся безобидным, неожиданно взорвался.

– Во-первых! – произнесла Жаннет, поднимаясь со стула. – Вы ведь знаете о смерти моего мужа, могли бы и помягче. Вы явно не человек. А во-вторых, – продолжила она, – я вам не ДЕТКА. Прижмите свой вонючий хвост. Мы, женщины этого банка, подаем на вас в суд.

Жаннет вплотную подошла к Брейну, готовая при первой же его фривольности залепить пощечину.

– Поэтому извольте меня называть на Вы. Я не шлюшка из подворотни и заставлю себя уважать даже такого ПЛЮШЕВОГО МЕДВЕДЯ, как вы.

Глаза Брейна, ничего, кроме флегмы, до сего момента не выражавшие, вдруг забегали по сторонам. И Жаннет невольно оказалась свидетельницей прелюбопытнейшей метаморфозы, сменившей в Брейне вальяжного удава на загнанного в угол кролика. Брейн сбросил со стола ноги и спешно затушил сигарету.