Григорий Райхман - Черные гремлины

- Э? - поднял бровь Бурошкур.

- Ухо оцарапал, - объяснил Мышонок дрожащим голосом.

- Не мешкай.

Они вышли, а я последовал за ними.

Пираты соорудили самоходную телегу с крышей и на четырех шипастых колесах, причем колеса эти вращались специальными ручками. Бурошкур закинул все побрякушки внутрь и посадил на них Мышонка, а сам сел у передних рычагов. Кнот и Бонти сели у задних колес и схватились за приделанные к ним ручки.

- Готовы? - загоготал Бурошкур. - Погнали!

Прежде чем они поехали, я успел запрыгнуть на телегу. Никто меня не увидел, никто меня не учуял. Я стал призраком на пиратском судне.

Повозку тоже хотели назвать "Горелоя", но на стенку поместились только первых четыре знака. "Горе" двигалось быстро и ровно, вгрызаясь шипованными колесами в занесенное пеплом Белое море. Бурошкур потел за двоих, ворочая обе ручки с такой силой, что Кнот и Бонти еле успевали за ним. Мышонок дремал и изредка заходился в приступе кашля. Я накрыл его шкурой морского монстра и прошептал на рыжее ухо, что все будет хорошо.

- Спасибо, приведение, - пробормотал Мышонок.

Бурошкур обернулся на мгновение, но только нахмурился и продолжил ворочать ручки. Пираты точно знали направление, в котором надо ехать, хотя вокруг была одинаковая пустыня. Наверное, это Ниро подсказала им.

Вскоре я заметил, что Бонти начал задыхаться от взятого темпа. Его шерсть покрылась пеной, дыхание стало надрывным и сиплым, а глаза он выпучил так, словно подавился зефиром. Кнот угрюмо посматривал на товарища, а Бурошкур даже не обращал внимания.

Если не помочь, он надорвется. Я сел напротив Бонти и начал крутить ручку вместе с ним, схватившись за свободный край. Ворочать колесо было тяжело, даже тяжелее, чем грести веслом, но зато Бонти заметно повеселел.

- Второе дыхание открылось? - спросил Кнот.

- Угу, - отозвался Бонти.

Мы набрали большую скорость, и воздух холодил шерсть на спине. "Горе" шло плавно, оставляя за собой ровный след от колес, который уходил далеко к горизонту. Надеюсь, гремлины с других островов тоже додумаются до такой повозки.

- Стоять! Отдыхаем. Хорошо прем, такой скоростью через пару переездов докатим до черных, - хмыкнул Бурошкур.

Пираты перекусили и улеглись спать. Поел и я, стянув половинку зефира из-под носа у капитана. Теперь я мог оставаться невидимым всегда, и это было совсем несложно. До лагеря черных осталось всего ничего, и там больше не нужно будет прятаться. Я зачерпнул немного пепла и слепил из него шарик. Шарик получился плотным и холодным. Тогда я начал лепить из пепла целые статуи и города, аккуратно вырезая окна и надписи когтями. Когда надоело, я разбурил свои постройки и аккуратно засыпал их сверху, чтобы не вызывали подозрений.

После сна Мышонок выглядел совсем плохо: его нос был горячим, как нижние коридоры Железного острова, а шерсть начала выпадать. Даже уши стали дряблыми и ссохшимися.

- Ничего страшного, - успокаивал я его, пока никто не смотрел: - Еще немного, и мы доберемся до гремлинов, которые тебя вылечат.

Остальные пираты уже пробудились и теперь потягивались, разминая суставы. Вдруг кто-то зашелся в приступе кашля. Я обернулся: кашлял Бурошкур.

- С тобой все в порядке, капитан? - обеспокоился Кнот.

- Норм, - вытер пасть огромный пират. - Погнали.

На этот раз мы ехали гораздо медленнее. Усталыми казались все серые гремлины, даже крепкий Бурошкур выглядел истощенным. Я помогал, как мог, но вскоре выдохся и сам.

Тележку затрясло: мы наехали на какую-то кочку, а потом на еще одну. Через две удара переднее колесо треснуло и подкосилось. Мы остановились.

Бурошкур очень долго ругался, пока чинил колесо, а я приглядывался к пепельным кочкам. Кнот отряхнул одну из них от пепла, и под белым покрывалом оказался спящий гремлин. Его морда покрылась чем-то белым, а глаза были закрыты, словно он дремал.

- Замерз насмерть, - пнул его Кнот.

Рядом были еще десятки таких же занесенных пеплом могил. Целое племя погибло. Никто из них больше не проснется. Сколько они шли, прежде чем отчаялись и сдались морозу? Я выдохнул, и воздух из моей пасти превратился в облачко пара.

- Если не желаете прилечь рядом, забирайтесь и погнали! - проорал Бурошкур, закончив починку.

К следующему перевалу кашляли все, кроме меня. Серые заметно ослабли и даже ели без аппетита. Кнот задумчиво выдергивал седые волосы из хвоста, а Бурошкур крутил в лапах колбу.

- Еще один переход, шкуры, - прогнусавил капитан. - И будем в поряде.

Но после отдыха ни у кого не осталось сил, чтобы крутить колеса. Мы двигались со скоростью медленного шага и постоянно останавливались, чтобы передохнуть. Мышонок давно не просыпался - он неподвижно лежал рядом с кучей побрякушек, и только дыхание говорило о том, что маленький гремлин все еще жив.

На середине переезда Бонте умер. Он потерял сознание прямо за ручкой и больше не отвечал. Кнот потрогал его за шею и прижал уши.

- Только место занимал, - буркнул Бурошкур и спихнул труп Бонте с повозки. - И без него доберемся.

Мы действительно начали ехать чуть быстрее, и мне в голову пришла идея. Я начал аккуратно выкидывать за борт ненужные побрякушки: палки, дубинки, железки. Однажды Кнот заметил, как что-то вываливается из "Горя", но пират выглядел таким ослабшим, что только проводил потерянную побрякушку взглядом.

Я выбросил из повозки все, кроме Ежи и шкуры, которой укутал Мышонка. Зефир давно закончился, а пустая колба нам была ни к чему. Сам я сел на свободное место Бонте и крутил колесо изо всех сил, но мы все равно двигались слишком медленно.

- Бонте, ты че, живой? Сначала второе дыхание, теперь вторая жизнь? - спросил меня Кнот. Я так устал, что уже не мог оставаться невидимым. Глаза Кнота заплыли какой-то белесой слизью, а сам он постоянно кашлял и чихал.

- Угу, - согласился я.

Мы замедлялись. Каждый вздох скорость падала, а ворочать колесо становилось сложнее. Я старался, как мог, пока не понял, что двигаю тележку один. Кнот и Бурошкур согнулись над ручками с закрытыми глазами и тяжело дышали.

Я хотел их подбодрить, но в горле запершило, и слова хриплым кашлем вырвались из пасти. Глаза слезились и болели, словно в них насыпали крошек. Я потер их лапами, но стало только хуже. Дышать стало трудно: нос был заполнен какой-то слизью.

Надо немного отдохнуть, а когда станет лучше, продолжить путь. И мы обязательно доберемся. Я обнял ручку и прикрыл глаза.

- А-а, едрена, - заревел Бурошкур. Тележка сдвинулась с места. Сопя и кряхтя, пират повел "Горе" один. Надо было ему помочь, только лапы не слушались. Я потер слезящиеся глаза и огляделся по сторонам, выискивая лагерь черных гремлинов.

Линия горизонта впереди изменилась. Она потемнела и поднялась вверх, и чем дольше мы ехали, тем сильнее она возвышалась. Словно впереди росла огромная стена, огораживающая целую сторону света. Я никогда не видел ничего подобного. Если это был остров, то он был размером с океан или даже больше. Даже сейчас он казался огромным, хотя мы были бесконечно далеко от его края. Неужели именно эту землю скрывал пар конца мира?