Мария Галина - Лютня и всё такое

Они натолкнулись на компанию мародеров, которая при виде их молча расступилась, освободив дорогу. Один из мародеров снял помятую шапку и так и стоял, пока Лютик с его грузом не скрылся за поворотом.

Потом Лютике прошел мимо темной бесформенной груды, из которой торчали белеющие руки и ноги и мимо деловитых людей с ведрами смолы и факелами, направляющихся к этой самой груде…

Все вокруг казалось каким-то прозрачным и хрупким, словно мир был заполнен стеклянной массой и не совсем настоящим. Как будто это был дурной сон, и если проснуться, все будет по-прежнему. Или как будто реальность вдруг разветвилась, и в этой тьме надо было нащупать правильную тропинку, ступив на которую, можно оказаться в мире, где чумы не было и нет, и Эсси завтра наденет это свое голубое свадебное платье.

Госпиталь был единственным освещенным зданием во всей округе. Факелы трепетали на ветру, освещая мощеный двор, сейчас застеленный наспех грязными простынями — на каждой темнело чье-то тело. Кто-то метался в жару, кто-то лежал совсем неподвижно. Огибая квадратики простыней, Лютик пронес Эсси внутрь, однако тут же пожалел об этом — здесь тела лежали уже друг на друге.

— Здесь… есть кто-нибудь! — крикнул он, высвобождаясь от чьих-то пальцев, вцепившихся ему в щиколотку, — доктор!

Белая фигура появилась из полумрака бокового коридора, и Лютик в ужасе вздрогнул, чуть не выронив бормотавшую что-то в бреду Эсси. Но потом с облегчением вздохнул — к нему приближалась крупная, спокойная женщина в когда-то белой робе сестры милосердия. Ее круглое доброе лицо казалось настолько неподходящим к окружавшему ее кошмару, что Лютику на миг захотелось уткнуться ей в плечо и заплакать. И чтобы она гладила его по голове, и обещала, что чума вот-вот прекратится и все будет хорошо.

Потом он узнал ее. Она еще больше раздалась и отяжелела, но он узнал ее.

— Иоля?

Она близоруко прищурилась, всмотрелась…

— Лютик?

— Иоля! — он хотел броситься к ней, обнять, но на руках у него лежала Эсси, и Эсси с каждым мигом становилась все тяжелее. — Что ты здесь делаешь?

— Я работаю у господина Мило Вандерберга, хирурга, — с достоинством сказала Иоля, — я помогала ему в полевом госпитале, и поняла, что это — то, чего я хотела всю жизнь. Помогать людям. Так что матушка Нэннеке меня отпустила и благословила, а господин Мило Вандерберг был так добр, что согласился взять меня к себе, хотя опыта у меня никакого и не было.

— Я его знаю? — на всякий случай спросил Лютик.

— Не думаю. Но он очень хороший. А кто это с тобой, Лютик?

— Это Эсси, — с трудом проговорил Лютик.

— О, боги! — Иоля крупной рукой прикрыла рот, — и что же ты стоишь, Лютик? Ее же надо уложить… хотя… тут уже… Может… ко мне, или в ординаторскую. Там пусто. Врачи бежали. Остались только мы с Русти. С господином Вандербергом. Как они могли, Лютик? — она недоуменно пожала крупными плечами, — ведь они давали клятву. А сами бежали. Мы тут с ног падаем. Столько больных. Несчастные люди.

— Иоля, — Лютик теперь шел за ней следом, наблюдая широкую спину, перетянутую завязками от передника, — а… кто-то выздоравливает? Хоть кто-то? Иоля?!

Она, не оборачиваясь, выразительно пожала плечами.

— Так все плохо? — безнадежно спросил Лютик.

Она, не отвечая, покачала головой. Потом отворила одну из дверей: открылась крохотная, почти как нутро не слишком просторного экипажа, каморка с узкой койкой, застеленной суровым но чистым полотном. На крохотном столике горела крохотная масляная лампа, но свет от нее был неожиданно сильный и чистый, словно тут не обошлось без магии.

— Клади ее сюда, Лютик, — она откинула край простыни, — бедняга. Я принесу воды. Их столько… я не успеваю даже закрывать им глаза. А ведь каждый хочет, чтобы кто-то был рядом, держал за руку… Чтобы не было так страшно.

— Иоля, — Лютик аккуратно опустил Эсси на постель, и только теперь почувствовал боль в занемевших руках, — а ты сама-то знаешь, как лечить эту заразу?

Иоля печально поглядела на него.

— Она не лечится, Лютик. Русти сказал… он говорит, они сгорают так быстро, что он не успевает подобрать курс лечения. Он говорит, это новая зараза, она пришла неизвестно откуда, возможно не из нашего мира даже. Старые болезни не убивают человека сразу.

— Тогда что же вы тут делаете? Если даже не лечите?

— Надеемся, — тихо сказала Иоля.

Эсси пошевелилась на койке и что-то беспокойно пробормотала.

— А где… господин Вандерберг? Ведь не может быть, чтобы никто не помог, Иоля! Иоля?

— Он спит, — Иоля насупилась и упрямо опустила голову, — он все время на ногах. С тех пор, как принесли первых зараженных…

— Иоля, ради Эсси!

Иоля молчала. Понятное дело, влюблена в этого своего Русти, все они так. Особенно такие как Иоля, им просто необходим кто-то, на кого они способны выплеснуть всю свою преданность.

— Иоля, ну хочешь, я на колени встану! Пускай только посмотрит. И опять пойдет спать. Может… может, что-то придумает. Может, уже придумал! Во сне! Во сне порой в голову приходят удивительные открытия! Мне один раз приснились две заключительные строчки новой поэмы, представляешь, а я весь вечер мучился…

— Что ты несешь, Лютик! Причем тут твои дурацкие поэмы?

Она запнулась и закрыла глаза. Лютику стало стыдно.

— Ты сама-то когда спала, Иоля?

— Я… Это неважно. Я крепкая.

— Иоля! Я тебя сменю, дуреха! Иди поспи. А это еще кто?

Лютик не понял, откуда исходит голос, пока не опустил взгляд: в дверях стоял низушек, белый халат заляпан бурым, завязочки еле сходятся на круглом животике.

— Вы… Русти?

— Русти, — это прозвище, — устало сказал низушек, вскарабкиваясь на стул, и болтая в воздухе коротенькими мохнатыми ножками, — а для вас, сударь, я Мило Вандерберг, полевой хирург. Дипломированный хирург, заметьте. С двадцатилетним стажем. А вовсе не эпидемиолог, курва мать. Эпидемиолог смылся.

— Сударь, — робко сказала Иоля из-за спины у Лютика, — ну вот зачем вы встали? Тут все спокойно. То есть…

— Больных больше не несут, а просто складывают в ямы, — закончил за нее низушек, — это, конечно, хороший знак. Тьфу ты! — Он вцепился широкими лапами в курчавую рыжую шерстку на голове, — ну почему, почему эту заразу ничего не берет? Я перепробовал все, что можно, даже ртутные соли! Даже экстракт из плесени. Он отлично помогает от воспаления, экстракт из плесени. Но даже если бы от него тут и была бы какая-то польза, его потребовались бы целые бочки. Бочки! А это еще кто?

— Эсси Давен, известная поэтесса.

— Не слышал, — мотнул головой низушек.

Кряхтя, он слез со стула, подошел к Эсси, ухватился широкой лапой за ее тонкое запястье, постоял с минуту, мигая воспаленными глазами.