Павел Комарницкий - Исполнитель

— Так… — Первей закусил губу. — По четыре!

Теперь уже вся таверна сгрудилась вокруг игроков.

— Игра!

Горка серебра на блюде росла и росла. Зеваки начали перемигиваться — вот сейчас герр рыцарь проиграет коня и меч, потом штаны…

— Игра! — Первей с сухим треском впечатал последнюю фишку и раскрыл ладони. — Играем ещё?

— Конечно! — в глазах бритого появился нездоровый блеск неконтролируемого азарта.

«Бери!» — шелестит в голове бесплотно.

Ещё никогда рыцарь не был настолько исполнителен, как теперь. Его пальцы находили нужные костяшки в россыпи безошибочно, даже без слов. Как и почему? Откуда ему знать… Он Исполнитель.

— Игра! — Первей потянулся к блюду с серебром, — Хватит или ещё?

— Нет, постой… Погоди! — бритоголовый с лязгом положил на край посудины несколько золотых. Публика загудела — однако, игра-то далеко не шуточная…

— Игра! — рыцарь снова показал пустые ладони. — Пожалуй, что и хватит, святой отец…

— Нет! — торговец индульгенциями дрожащими руками извлёк откуда-то из-под рясы немалых размеров кожаный кошель, развязав, высыпал деньги на блюдо. — Играем!

И снова костяшки с сухим треском ложатся на чисто выскобленный стол. Теперь трое монахов клали их с такой силой, будто орудовали боевым топором.

— Игра! — Первей потянул к себе тяжёлое блюдо.

— Нет! — похоже, бритоголовый не умел проигрывать. — Ганс, наш сундук!

— Но, святой отец…

— Я сказал!

Монах извлёк из сундучка толстую кипу пергаментов.

— Это индульгенции, сын мой, всё, что осталось. Отпущение грехов ныне, и присно…

— Святой отец, ну зачем мне брать чужие грехи? — улыбнулся рыцарь.

— Не пренебрегай, сын мой, ибо к ним приложил руку свою сам Папа! — глаза торговца индульгенциями опасно блестели.

— Ну что ж… — сдался под таким напором Первей. — Играем!

Фигура на столе росла, шум за спиной, наоборот, стихал с каждым ударом костяшки. Зеваки затаили дыхание.

— Нет хода!

Монахи выложили оставшиеся костяшки. Бритоголовый вперил взгляд в единственную фишку, зажатую в руке рыцаря. Первей улыбнулся и тихонько, без стука выложил — «пусто-пусто»

— Рад был познакомиться с вами, святой отец.

— Нет, постой… погоди… как же так… — святой отец безумно блуждал глазами. Рыцарь встал, ссыпал выигранные монеты в кошели, плотно завязал. Прикинул в руке толстую пачку индульгенций.

— В знак уважения к святой церкви нашей, позволь пожертвовать это на нужды её, святой отец! — Первей веером рассыпал пергаменты на столе.

— Да благословит тебя Всевышний! — губы бритоголового прыгали.

«Какое расточительство, слушай…»

«Не придуривайся. Как ты намерен их реализовать?»

Подковы звонко цокали по булыжной мостовой, сработанной на немецкий манер. И застройка здесь тоже была немецкая — вместо бревенчатых изб и теремов, или белёных мазанок за плетнями сплошная стена из домов, прилепившихся друг к другу, с высокими острыми кровлями из черепицы и перекрестьями фахверков на фасадах. Да, город Щетин давно уже утратил славянские черты, превратившись в немецкий Штетин.

Неяркая вывеска — змея, обвившая чашу — висела на крюке, давая понять, что здесь находится зелейная лавка, которую учёные монахи-католики именовали «аптека». Первей огляделся — да, всё точно. Это здесь…

Внутри заведения было сумрачно и прохладно, на стенах висели связки сушёных крыльев летучих мышей и прочие столь же приятные на вид ингредиенты. Над аптекарской же стойкой было подвешено к потолку чучело отвратительного чудовища — крокодила, кои, по рассказам бывалых людей, водятся в далёкой Индии и прочих жарких странах. Первей усмехнулся. Судя по всему, эти немцы отчаянный народ, раз вместо ворожей-травниц вверяют своё здоровье столь сомнительным заведениям.

— Чем могу служить, герр рыцарь? — неслышно возник за стойкой маленький человечек с бритым лицом и умными, цепкими глазами.

— Меня просили передать вам привет, мастер Шварц, — улыбнулся Первей. — Сапиенти сат.

Глаза аптекаря сделались ещё более умными и гораздо более цепкими.

— Слушаю вас внимательно, герр рыцарь.

— Мне нужна «тёмная свеча». Та самая.

Аптекарь помедлил.

— Это будет стоить…

— Я знаю.

— Хорошо, герр рыцарь.

Немец нырнул куда-то в недра заведения и через пару минут вернулся со свёртком.

— Герр рыцарь знает, как ей пользоваться?

— Да, мастер Шварц.

— Учтите, она выносит только свет звёзд, и никакой другой. И не выносит жара.

— Я знаю, почтенный, — чуть улыбнулся Первей.

Расплатившись с аптекарем, он сунул свёрток за пазуху и вышел. Конечно, алхимикам так и не удалось открыть секрет превращения свинца в золото, и философский камень они так и не нашли. Зато наизобретали массу любопытнейших вещей, начиная от сулемы и пороха и кончая вот этой «свечой». Если подложить её в пороховой погреб, скажем, большого корабля, отправляющегося в плавание — разумеется, делать это нужно в полной темноте — то можно быть уверенным, что корабль назад не вернётся. Рано или поздно кто-нибудь откроет люк погреба ясным днём, а свечка эта выносит только свет звёзд. И никакой другой…

«Куда теперь, Родная моя?»

«Вперёд, мой рыцарь! Ну то есть назад…»

Город выглядел столь идиллически-мирно, что невозможно было представить, будто бы тут могут твориться какие-либо чёрные дела. В отличие от Щетина, превращённого в немецкий Штетин, Познань пока сохранила и древнее название, и яблони за заборами. Правда, яблонь уже оставалось не слишком много…

«Родная, я так и не понял, что за Приговор?»

«Приговора, собственно, нет»

Первей даже притормозил коня.

«Совсем не понял… В таком случае, зачем мне туда идти? Я не любитель публичных экзекуций»

«А вот идти тебе туда нужно»

«Да зачем, объясни толком?»

«Я не знаю, зачем. Я знаю, что нужно, и всё тут. И не приставай с пустыми расспросами. Я знаю только то, что знаю»

Рыцарь вздохнул, тронул поводья, и Гнедко послушно возобновил движение. Ладно… Надо так надо. Раз уж Голосу Свыше неизвестно, зачем, нужно просто идти и не раздумывать. Наверняка на месте будет видно, что, зачем и как»

«Правильный образ мыслей» — короткий бесплотный смешок.

Площадь уже была довольно плотно заполнена народом. Первей усмехнулся — ещё лет двадцать назад, верно, она была бы полупустой. А вот в немецких землях тут столпилось бы почти всё население городка, включая мамаш с младенцами. Народ легко привыкает к зверствам.

В центре городской площади была сооружена здоровенная поленница, обложенная хворостом. Посреди поленницы торчал столб, и к нему была прикручена цепями женщина. Рыцарь пригляделся и вздрогнул. Нет, не может быть… Если эта женщина злодейка…