Павел Комарницкий - Исполнитель

— Ладно, убедил, — рассмеялся Первей. — Сколько с меня за постой?

— Ровно сорок восемь рубликов, господине, и можно даже золотом, — рожа Вараввы перекосилась ещё сильнее, обозначая полное радушие: сумма была громадной. — Только не надобно всяких колдовских штучек, наслышан я уже… Ежели что, тебе отсюда не выбраться, моё почтение.

— Держи, — Первей отсчитал требуемую сумму. — Да не зазнавайся, почтенный. Скажу тебе прямо: ежели б ты не сохранил мне Гнедка, так все твои угрозы мне — тьфу! Ты сам бы меня отсюда вывел, и коня, и денег дал на дорожку, сколько смог бы собрать. А так — спасибо тебе с поклоном, и да минует тебя рука палача.

— Вот за это спасибо, господине, — ничуть не испугался Варавва. — Вот за палача особое спасибо. Очень, господине, хотелось бы миновать… Да все под Богом ходим, как миновать-то?

Конь шёл своим неповторимым скользящим шагом, буквально баюкая всадника, но сегодня уснуть в седле Первей не боялся. Он думал.

«Здравствуй, рыцарь. Здравствуй, мой родной»

Рыцарь так сжал бока коня и натянул поводья, что Гнедко обиженно всхрапнул — больно же, чего ты, хозяин, сдурел?

«Ты вернулась»

Короткий бесплотный смешок. Такой знакомый, родной, неповторимый…

«Меня вернули»

Первей помолчал, переваривая.

«Тебя забрали… от меня не по твоей воле?»

Бесплотный вздох.

«По моей, мой милый. Я сделала всё, чтобы ты мог быть счастлив, и попросилась уйти. Я не хотела…»

«Ясно. Не хочешь девчонку, получай боярыню. Даже самая умная баба — дура, не потому, что дура, а потому, что баба»

Бесплотный вздох.

«Ты прав, рыцарь. Ты опять прав. Я дура, и отрицать это бессмысленно»

«Строго говоря, за такие вещи тебя следовало бы выпороть по голой заднице, задрав юбку. Но отложим это до того момента, когда у тебя будут юбка и задница»

Бесплотный смех долго не утихает.

«Нет, ты просто невозможен. Ладно, слушай. Твои и мои долги полностью покрыты, но мы просим неслыханного, и нам с тобой придётся отработать. Нам дали такую возможность»

Первей уже дрожал от предчувствия.

«Что мы должны отработать?»

«Ну Господи, ну какой ты всё-таки дурень. Ты ведь не хочешь, чтобы я начала новый круг в виде крохотного слепого котёнка, и даже человеческий младенец тебя не устраивает. Ты возжелал, чтобы я появилась на круге сразу взрослой девицей с титьками, более того — сохранившей всю память о предыдущем круге. И всю память о своём пребывании в виде Голоса Свыше, и никак иначе»

«Это правда. А чего хочешь ты?»

Пауза. Долгая, долгая пауза, но Первей терпеливо ждал — он знал, это пауза перед ответом.

«А я хочу, чтобы ты был счастлив, мой родной. Потому что я люблю тебя. И так как тебя не устраивают ничьи в мире титьки, кроме моих — у меня нет выбора»

«Наконец-то до тебя дошло. Ты не такая уж тупая, какой пытаешься казаться. Наверное, если тебя как следует подучить, ты в конце концов научишься варить приличный суп»

Возмущённый шелестящий голос.

«Нет, ты совершенно невозможен. Всё, до ночи!»

«А задание?»

«Вот об этом как раз ночью. А сейчас прощай, и не тревожь меня по пустякам, мне нужно многое успеть узнать и обдумать»

«Да, Родная. До ночи!»

«Кстати, поторопись. К ночи начнётся буран, а настоящую русскую шубу ты так и не купил. Ты должен успеть добраться до города Клин засветло»

— …Кого чёрт принёс в такую непогодь? — зычно проорал стражник с надвратной башни, неразличимой тёмной глыбой возвышавшейся над головой. Буран крепчал на глазах, и Первею тоже пришлось орать, сложив руки рупором и задрав голову.

— Пустите запоздалого путника, добрые люди!

Голова стража исчезла, и некоторое время спустя створка ворот чуть приотоворилась. Рыцарь не заставил себя упрашивать — мигом пролез в открывшуюся щель, таща за собой Гнедка. Гнедко возмущённо фыркнул, очевидно, недовольный недостаточно торжественной встречей — он чуть не ободрал бока о воротные створки, пролезая в узкую щель. Приземистый стражник, похожий на медведя в своей шубе, смотрел сурово. На голове стража поверх мехового треуха был напялен круглый железный шлем, весьма напоминающий походный котелок, и вполне возможно, им и являвшийся.

— Мы уж собрались зачинять ворота, путник. Глянь, буря-то какая.

— И не говори. В такую погоду оказаться в чистом поле — верная смерть, и себе и коню, — Первей сунул в руку стражника мелкую серебряную монетку. Суровый страж разом подобрел.

— Откуда путь держим, господин хороший?

— Из Москвы пробираюсь, до Новгорода. Скажи, почтенный, есть здесь где остановиться?

— Да как же? — страж даже обиделся. — Мы тут, чай, не в деревне. Вон поезжай по этой улице, и как раз будет постоялый двор.

— Спасибо, почтенный. Спокойной ночи!

Вьюга завывала, как бесчисленная стая голодных волков, на все лады и голоса. Под неумолчный вой ветра думалось особенно хорошо, тем более лёжа на большой охапке душистого сена, да ещё завернувшись в медвежью шубу, только что приобретённую у хозяина. С шубой Первею повезло, это да. Правда, хозяин этого сарая, упорно величавший своё заведение постоялым двором, поначалу заломил несусветную цену, как обычно все московиты, но рыцарь привычно сосредоточился, вызывая в теле знакомую дрожь… и хозяин, внезапно почувствовав небывалое расположение к проезжему гостю, расчувствовался и подарил ему шубу — знай наших! Первей сердечно благодарил его, они пили горячий глинтвейн, приготовленный Первеем из хозяйских запасов (кстати, хозяин взял сей рецепт на заметку) и расстались, довольные друг другом. Шуба что, ерунда, был бы человек хороший!

Однако ночевать здесь оказалось негде, только вместе с конём, в широком и длиннейшем сарае, чердак которого был буквально набит сеном, отчего пользоваться огнём тут категорически возбранялось, и в сарае царил непроглядный мрак. Рядом храпели кони и извозчики, спящие прямо в санях, втащенных внутрь сарая. В щели ворот, врезанных с обоих сторон постоялого двора, тонко свистел ветер, в крохотные оконца-отдушины, расположенные вдоль бревенчатых стен, влетали рои снежинок, но в медвежьей шубе было тепло и уютно. Первей почувствовал, как погружается, погружается…

«Ну здравствуй, мой родной»

«Я скучал без тебя»

Пауза.

«Представь, я тоже. Подумать только, Голос Свыше… Я и не представляла, что это может случиться со мной»

«Так случилось, потому что иначе быть не могло. Знаешь, я всегда знал где-то в самой глубине, что этот мир в основе своей справедлив, иначе… иначе его давно бы не было»

Короткий бесплотный смешок.

«Да вы философ, господин мой»

«Да, я хороший»

Новый смешок.