Андрей Уланов - Разведчик

Я Дару еще немного порасспрашивал об этих огоньках… на тему: не может ли противник от них какую-либо полезную информацию извлечь? Впрочем, озабоченность я изображал больше для вида — ведь, окажись эта погань чем-то впрямь опасным, принцесса и эльф сразу бы там-тарарам устроили.

Просто… не нравилась мне ее высочество последнее время. Активно.

Ладно еще — сразу после высадки командование мне передоверила. Тут и объективные доводы в пользу найти можно. А вот остальное…

Очень походило на то, что девчонка втемяшила себе в башку: Ариниус погиб из-за нее! И — хоть ты теперь на этой башке кол теши! Фигурка вся словно ссохлась, в глазах искорка погасла. Пару раз на вопросы невпопад отвечала.

Видывал я уже такое не раз. И преотлично знал, что ни к чему хорошему подобное самоокапывание привести не может. А вот под монастырь сходить и других туда же подвести — легче легкого.

Только где взять слова, чтобы Дарсолане это втолковать? Политрук-то из меня не очень… мягко говоря.

Все, до чего додуматься сумел, — это вот так тормошить, по поводу и без. Чтобы почувствовала, вспомнила — нужна она мне, всем нам. Ради нее мы тут, вернее — ради дела, которое лишь она одна совершить может. И — вынося за скобки, чего я прежде, а местами и сейчас об этом деле думаю! — ради этого дела наш волшебник в свой последний бой пошел!

Да и хоронить его… Колин рассказывал, что раз пять уже слухи бродить начинали — мол, пал великий маг в смертном бою. Проявив исключительное мужество и вообще смертью героя. И все пять раз свидетелей предостаточно было, с обеих сторон. Даже тело иногда предъявляли.

Так что списывать Ариниуса со счета окончательно лично я бы пока не торопился. Пропал без вести — это да.

Хотя шансов, конечно, мало.

Я еще заметил: мы все, словно сговорившись, название нашего геройского отряда позабыли. Ну, то самое — Звезда.

Наверное, и в самом деле не стоило тогда, заранее именоваться.

— Так, — говорю. — А это еще что? Колин подошел, посмотрел.

— Похоже, — замечает, — на след от гусеницы. — А?

У меня, наверное, челюсть отвисла. Колин растерянно так посмотрел.

— Гусеницы, — поясняет, — это насекомые такие. Маленькие, зеленые… — запнулся, поглядел еще раз на след. — Правда, эта, наверное, большая.

По мне это если и была гусеница, то разве что от КВ.

Интересно, думаю, а кто из таких гусениц вылупляется, что за бабочки? Может, драконы? Хотя ящерицы, вроде, яйца откладывают. Крокодилы, помню, так точно.

— Ладно, — говорю, — нечего над каждой бороздой головы ломать. Не энтомо… тьфу, не насекомых здешних изучать мы сюда пришли.

— Сергей, ты отчего такой хмурый?

— Не нравится мне в этом лесу, — говорю, — слишком уж все тихо.

— А разве это плохо?

— В общем-то нет. Только как бы нам по этой тишине прямиком в засаду не притопать.

— Мы на темной стороне, Сергей, — говорит эльф. — Здесь в лесах всегда тишина.

— Угу. Кладбищенская.

Я вспомнил, как в первый раз по такому вот лесу шел — только-только вырвавшийся из Гар-Амронова замка и еще не представляющий, что попал в чужой мир. Так же удивлялся непривычной тишине: в лесу, особенно ночном, тишина — гостья редкая, все время находится кто-то чирикающий, цвикающий, ухающий или подвывающий.

А еще я тогда гадал, куда ж меня занесло: в Польшу, Венгрию или Германию?

Потом была мертвая деревня, где я впервые увидел орка, в виде скелета… а затем я повстречал Кару. Мою рыжую. Любимую. Единственную. Самую-самую.

Начал вспоминать ее — и едва не проглядел, как шедший в авангарде Колин замер с поднятой рукой.

— Т-с-с-с!

Автомат у меня на спине висел, стволом вниз. Я его медленно-медленно под локоть перетащил, взвел…

Ну что, думаю, товарищ старший сержант, на тишину жаловаться изволили? Не нравилась она вам? Нате, получите и распишитесь — шум. Конкретный такой шум, недвусмысленный' — кто-то сквозь чащобу прямиком на нас ломится.

— А ну, — шепотом кричу, — все за деревья, живо! И сам за ствол шагнул.

Треск и шорох все ближе, ближе. Я напрягся, автомат на колыхание веток навел…

— Фу-ты, ну-ты!

Это Фигли, выходя из-за дерева, свое мнение озвучил — а я едва и крепче не выразился.

Потому как из раздвинувшихся веток на тропку вылез кабан. Здоровенный секач, в холке мне по пояс, клыки загнуты, глазки за пятачком сверкают…

Спору нет, кабан — зверь серьезный, а порой даже и опасный. Но когда стоишь в мертвом лесу и ждешь, что на тебя вот-вот выскочит неведомая тварь о клыках, рогах и щупальцах, от мысли о которой уже заранее ноги в студень превращаются… после такой накачки обыкновенный секач всерьез воспринимается с трудом. Тем паче — хоть и дикая, но все же свинья.

— Эй, ты, щетинистое…

Кабан резко развернулся, увидел гнома, фыркнул, наклонил морду, копытом землю взрыл… повалился набок, дрыгнул ногами и затих.

— Ловко.

— Отличный бросок, Фигли!

И в самом деле — за такой бросок Фигли только аплодировать, мысленно, разумеется. С трех метров, в лоб — а тесак по рукоять ушел.

— До сего дня мне доводилось лишь слышать о кабаньих наездниках из числа гоблинов: — Колин вокруг туши обошел, наклонился. — Да, вот и след от сбруи.

Ну да, прикидываю я, вспоминая своего «языка», в смысле — трофейного гоблина. Как же его звали-то? Крэг? Или Крэк? А росту в нем было метра полтора, так что на эдакую зверюгу взгромоздиться он бы вполне сумел и даже ноги по земле не волочились бы.

Оглядываюсь — и едва не охнул от удивления. Дара улыбается, мечтательно так. Первый раз за три дня.

— Вспомнила последнюю кабанью охоту, — поймав мой недоуменный взгляд, говорит она. — Кажется, что она была ужасно-ужасно давно, хотя на самом деле не минуло и двух месяцев. Окорок в винном соусе, да простят меня Колин и путлибы, — засмеялась она, — был совершенен и неповторим.

И тут у меня в голове словно щелкнуло. Посмотрел на небо — светлеет, перевел взгляд на кабана…

— Слушайте, — говорю, — а и в самом деле. Чего такой груде добра пропадать? Давайте его съедим.

— Что, прямо здесь? — удивляется гном.

— Ну зачем прямо здесь, мы ж не звери. Дотащим до ближайшей опушки. Колин, помнится, ты хвалился, что умеешь костер без дыма разводить.

— Не без дыма, — поправляет меня эльф. — Просто я могу заставить дым стелиться по земле, так что сверху он будет неотличим от лоскута задержавшегося ночного тумана.

— Сверху нас сейчас никто не увидит, — заявляет Фигли. — Мы идем три дня и за все время не видели ни одного крылатого слуги Тьмы.

— А «птички»?

— Он же сам тогда сказал, что к злу они отношения не имеют!

— И что с того. Багдасарские длиннозубы тоже к злу отношения не имеют, а загрызть и кровь высосать могут не хуже любого вампира!