Анна Завгородняя - Утес Бьёрна (СИ)

А потом была свадьба. Я в шикарном, сверкающем платье и Хаки, такой счастливый и улыбающийся рядом со мной. Моя мать, переехавшая вместе со мной жить в имение Хаки, сияющая и искренне радующаяся моему счастью. Веселье длилось несколько дней. Среди приглашенных были Рагнар Тролль и Сингурд, а так же еще много именитых вождей, с которыми я познакомилась впервые. Это была роскошная свадьба. Денег не жалели ни на угощения, ни на увеселительные мероприятия, ни на подарки крестьянам. Вино и пиво лились рекой. Я еще никогда столько не веселилась и не танцевала, как в этот день. А потом, в разгар веселья, мы с Хаки сбежали ото всех на берег моря. Вокруг нас была ночь, бархатная, еще теплая, наполненная запахами приближающейся осени и ароматами задержавшегося лета. Море ласково набегало волнами на песчаный берег, а Хаки подвел меня к тому камню, на котором впервые поцеловал, казалось, с той поры прошла целая вечность. Я села на валун и посмотрела в звездное небо, а потом оно исчезло и предо мной возникло лицо Хаки. Он притянул меня к себе, сминая руками дорогой шелк, и поцеловал, жадно и одновременно нежно. Я запустила пальцы в его густые волосы и ответила на поцелуй, и все между нами теперь было совсем иначе. Мое лицо и тело горело от его прикосновений, а когда он отстранился, я удивленно посмотрела на него, и Хаки рассмеялся.

— Иногда я даже не верю своим глазам, — произнес он, прикасаясь рукой к моей щеке, — Ты теперь моя и только моя.

Я радостно кивнула. Я и сама не верила тому, что сейчас нахожусь с ним, что я уже его жена. Прикасаясь ладонями к его груди, лаская пальцами его спину, я чувствовала, как напрягается его тело. Его глаза горели, и я тонула в их синеве. Ночью они казались такими же черными, как море и я понимала, что погружаюсь все глубже и глубже в эту бездонную пучину.

— Надо возвращаться, пока нас не хватились, — сказал Хаки и, подхватив меня на руки так легко, словно я совсем ничего не весила, он направился к дому. Я смеясь обнимала его за шею и, не переставая покрывала поцелуями его лицо, а он радостно улыбался и шептал мне всякие нежные глупости, склоняя ко мне сове лицо.

Войдя в дом, мы на пороге столкнулись с Сольвейг. Ее ненавидящий взгляд буквально окатил меня холодом. Хаки поставил меня на пол и подтолкнул к входу в зал.

— Иди, — сказал он, — А мне надо поговорить с сестрой.

Я кивнула, но выскочив за дверь, тут же прижалась к ней всем телом, надеясь услышать сквозь шум музыки и крики гостей то, что Хаки собирался сказать Сольвейг. Слышно было плохо, но все-таки слышно. Я ругала себя за то, что ослушалась и подслушиваю, но ничего не могла поделать с собой. Мне надо было знать, что они обо мне говорят.

— Сольвейг, — начал Хаки, едва за мной закрылась дверь, — Я не хочу, чтобы ты продолжала смотреть на мою жену такими глазами. Она теперь будет хозяйкой в моем доме, не смей впредь задираться с ней и обижать ее.

Сольвейг криво усмехнулась.

— Ты пригрел змею на груди, глупый братец, — она рассмеялась странным каркающим смехом, — Или ты забыл, как совсем недавно она ушла от тебя с моим бывшим муженьком? Если это так, то мне жаль, что у тебя такая короткая память.

— Она моя жена, — холодно бросил Хаки, — Не смей говорить про нее гадости в моем присутствии.

— Наивный, — продолжала смеяться Сольвейг, — Неужели ты думаешь, Бьерн с нее пылинки сдувал, как это делаешь ты? То, что он не спал со мной, вовсе не означает, что у него не было женщин. Вряд ли он стал ждать свадьбы, чтобы насладится ее телом. Это ведь только ты у нас такой весь благородный!

Я замерла. Мне показалось, что еще немного и Хаки ударит свою сестру, но звука от пощечины не последовало. Значит, он сдержался. Но Сольвейг продолжала в том же духе.

— Смотри, если она сразу забеременеет, советую хорошенько подумать, твой ли это ребенок! Может она уже брюхата ублюдком Бьерна?

— Закрой рот, Сольвейг, — почти прорычал мой муж, — Иначе, я могу и не сдержаться и забыть, что ты моя сестра!

Я прижала к губам ладонь. Мое сердце билось все сильнее.

— Ты уже давно забыл, что я твоя сестра, — в голосе Сольвейг проступила горечь, — Забыл, когда привез эту тварь к нам домой. А ведь это она отняла у меня мужа и для чего, спрашивается? Чтобы вскоре бросить его самой, переметнувшись к тебе?

И тут он ударил ее. Я вздрогнула, услышав отчетливый шлепок, и голос Сольвейг сорвался на истеричный крик:

— Я никогда тебе не прощу, что из-за какой-то девки ты поднял руку на собственную сестру. Ты пожалеешь!

— Не забывайся, — холодно произнес Хаки, — Она моя жена, я предупреждал тебя, чтобы ты не смела дурно о ней отзываться. А в том, что твой брак распался, виновата ты сама. Никогда не думал, что моя сестра вырастет такой злобной и капризной эгоисткой.

Услышав, что Хаки шагнул к двери, опрометью бросилась в зал. И когда он вошел, я уже, как ни в чем не бывало, сидела во главе стола, принимая пьяные поздравления и пожелания долгих счастливый дней жизни. Подняв глаза на Хаки, я увидела, что он сильно расстроен, но когда наши взгляды встретились, он широко улыбнулся мне и поспешил к столу. Когда он сел рядом, я взяла его за руку и, прижавшись к его плечу, стала гладить пальцами его запястье.

— Ты расстроен разговором с сестрой? — спросила я.

— Нет. Все нормально, — ответил он, — Ее стоило давно приструнить, но я все надеялся, что она будет более благоразумной.

— Она зла на меня, — сказала я тихо, — Я ведь и правда виновата.

— Нет, — он переплел наши пальцы и легонько сжал мою руку, — Никто не виноват и не будем больше обсуждать это.

— Хорошо, — я улыбнулась. Рабыня налила мне полную чашу вина, сладкого и пьянящего. Я залпом опрокинула чашу и потребовала еще. После второй, Хаки перехватил мою руку и покачал головой. В его глазах играли странные блики, а на губах светилась легкая улыбка, которая, впрочем, не скрыла от меня его напряжение.

— Даже не вздумай напиться в такой день, — шепнул он мне на ухо, — Я слишком долго ждал и очень расстроюсь, если ты уснешь в нашу первую брачную ночь.

Я покраснела, но вино больше не пила.

Сольвейг так и не вернулась в зал, очевидно, она ушла в свою комнату, где рыдала от злости и унижения. Странно, но мне было все равно. Когда пришло время провожать молодых в их спальню, нас подняли из-за стола и разделили. Причем меня под руки вели женщины. Моя мать и мать Хаки по обе стороны встали от меня и, проводя в комнату Хаки, давали, как им казалось дельные советы, от которых я только краснела и отводила глаза. Моего мужа вели его друзья, среди которых был и мой Атли. И вот мы, наконец, остались одни. За нашими гостями закрылась дверь, они ушли продолжать веселится, предварительно пожелав нам провести бурную и незабываемую ночь. Я с облегчением вздохнула, когда стихли шаги провожающих, и наступила относительная тишина. Хаки стоял у двери и смотрел на меня, а я отвела глаза и на негнущихся ногах подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату свежий ночной воздух и отдаленный шум моря. Я даже не услышала, а скорее почувствовала, что Хаки подошел ко мне сзади. Он поднял руки и принялся распускать мои волосы, так старательно уложенные на голове моей матерью и Астрид, готовивших меня к торжеству. Тяжелые темные пряди, высвобождаясь, падали мне на плечи и подобно шелку соскальзывали по спине. Хаки перебирал их своими пальцами, и от этой ненавязчивой ласки меня охватывала сладкая дрожь. Я прижалась к нему спиной, и он обхватил меня руками, а потом резко развернул к себе и поцеловал. Жар его желания передался и мне. Я извивалась в его руках, когда он стал срывать с меня одежду, а потом, подняв на руки, уже полностью обнаженную, перенес на кровать и, положив на прохладные простыни, отстранился и медленно раздеваясь, смотрел мне прямо в глаза, ни на миг не прерывая взгляд. И я понимала, что, как и прежде, меня затягивает в омут его синих, словно бездонное море глаз. Они увлекали меня в свою глубину, обещая неведомые наслаждения. Я протянула к нему руки, и море поглотило меня, всю, без остатка.