Штефан Руссбюльт - Долина Граумарк. Темные времена

Ода пыталась разглядеть больше, несмотря на испытываемый ужасающий страх, что ей не понравится то, что она увидит. И страх оправдался. Там, где сбегались кроваво-красные веревки, образовалось нечто невероятное. Веревки уже не были похожи на корни, они больше напоминали пуповину, тянувшуюся ко всем частям тела. Существо висело на стене на высоте более десяти футов. Оно было более двадцати футов ростом. Мышцы и плоть были обнажены. Одна рука была развита нормально, вторая изуродована в причудливую трехпалую лапу с когтями. Грудь и живот были словно обмотаны окровавленными тряпками, шеи почти не было. Лицо представляло собой тестообразную, перепачканную кровью массу с искаженным беззубым ртом и двумя черными как смоль глазами, сидевшими глубоко в глазницах и таращившимися на Оду. Но хуже всего для нее было то, что это существо все еще имело человеческие черты и, казалось, испытывает бесконечные муки.

Можешь подойти ближе, посмотри внимательно.

Ода вцепилась пальцами в спинку стула и отвернулась.

— Я не хочу видеть больше и не хочу, чтобы ты продолжал говорить у меня в голове, — как можно сдержаннее произнесла она.

Ода услышала, как существо изо всех сил пыталось оторваться от стены.

— Ты права, и я тебя понимаю, — произнесло висевшее на стене существо измученно низким голосом, пронизывавшим все, — но мне легче заставить других делать то, что я хочу, когда я обращаюсь к ним мысленно. Хотя, наверное, нам это уже не понадобится.

— Я пришла сюда добровольно, — прошипела Ода. — И если захочу, то смогу снова уйти, и ты мне не сможешь в этом помешать.

— Конечно, ты можешь уйти в любой момент, если захочешь, но ты захочешь, когда я тебе разрешу. А я разрешу сразу, как только ты кое-что сделаешь для меня.

Ода почувствовала, что существо говорит правду. От него исходила гигантская сила и в то же время бесконечная беспомощность.

— Что ты такое и чего ты хочешь от меня?

На миг воцарилась тишина, и Ода испугалась, что вот-вот снова услышит в голове голос. Но ничего не произошло, вместо этого существо заговорило обычным голосом:

— Я единственный бог, который будет существовать для тебя, если ты не сделаешь то, что я тебе скажу. Тогда Мать умрет для тебя. Поверь, я хочу совсем немного. Тебе будет легко исполнить мое желание и тем самым исполнить и свое — а именно познать силу Матери. Все, что тебе нужно сделать — простить мою вину.

— Я не могу, я не жрица, — ответила Ода. — Меня не посвятили в сан братьев и сестер по ордену. Моя вера была недостаточно крепка.

— Ты преувеличиваешь силу жрецов и недооцениваешь влияние богов. Мать, которую ты называешь Цефеей, избрала тебя своей жрицей. Какая разница, если пара смертных не надела на тебя мантию своей гильдии. Ты жрица Матери и единственная возможность для меня сбежать из этого плена и исправить свою ошибку. Лишь твое благословение может избавить меня от оков.

— Богиня полуросликов — Цефея, — произнесла Ода. — Согласно нашей вере, других богов не существует. Они не что иное, как идолы, которым поклоняются другие народы. Так что, как видишь, в моей вере нет места для самопровозглашенного бога. Ты просто не что иное, как монстр.

— Я сын Цефеи, Младший, более известный в этом мире как Хадар, повелитель всех зеленокровок, и когда-то был виновником начала эпохи Заблуждения. Я виноват во всем. Я нарушил равновесие и расколол веру народов своими заблуждениями. Моя кровь — яд для этого мира. Она отравляет видение целого и заставляет прорастать фанатизмом и одержимостью единичные мысли. Лишь душа смертного, черпающая благословение из части власти моей семьи, может спасти всех. Души умерших должны быть посеяны заново, иначе никто не обретет избавления. Без душ и веры в божественную семью нить, соединяющая богов и смертных, порвется. Меня взяли здесь в плен, я был пленником того, в ком сам посеял заблуждение. Верни мне мою силу, дай мне свое благословение, и мир снова расцветет.

— Никогда, ты, отвратительный демон! Ты не бог. Ты просто пытаешься ослепить меня своими словами об очищении и исправлении! — закричала Ода. — Скорее сгниет мое сердце, нежели чем я благословлю такое существо, как ты. Твои народы не дали этому миру ничего, кроме подлости.

Голос существа раздался в голове Оды, громче и пронзительнее, чем раньше.

Благослови меня, Ода.

— Не смей, Пепельный, — услышал Мило голос Рубинии. — Я лично шкуру с тебя спущу и скормлю зеленокровкам.

— Народы Хадара не любят мясо туннельных карликов, — упрямо ответил Пепельный. — Они говорят, что оно на вкус прогорклое и слишком жесткое.

Голова у Мило гудела, он все еще чувствовал себя несколько оглушенным, но прекрасно помнил, кому обязан всем этим.

— Значит, предварительно им нужно будет как следует его отбить, — заявил он и осторожно приоткрыл глаза.

— Слава Цефее, ты в порядке, — воскликнула Рубиния, обнимая полурослика, как поступала всегда, когда он был еще маленьким.

— Осторожнее, тетушка, — простонал Мило. — У меня такое ощущение, словно я рухнул в ущелье Вздохов.

— И всем этим ты обязан этому маленькому омерзительному предателю с крысиными глазками-пуговками. Я столько лет подкармливала его, — ругалась Рубиния. — А надо было в первый же день напоить чаем из ракитника.

— Я не люблю чай, — прошипел Пепельный, словно не понял угрозы. — Я предпочитаю козье молоко.

Высвободившись из объятий тетушки, Мило сел. Они сидели в клетке — опять. Полурослик постепенно начинал чувствовать себя кем-то вроде попугая в вольере, каких торговцы в крупных городах вешают на окна, чтобы казаться экстравагантными. Помещение, в котором они оказались в плену, было, судя по всему, кабинетом мейстера Отмана. Повсюду стояли полки с книгами, свитками и просто стопками бумаги. Мило увидел двустворчатую дверь на внешней стене комнаты. Дверь эта была ему знакома. Она вела на небольшой балкон на самом верху Вороньей башни. Мило всегда хотелось постоять там и посмотреть сверху на Скрюченный лес, но до сих пор вход в личные комнаты мага был ему заказан. Теперь же, когда балкон оказался в досягаемости, полурослику вдруг расхотелось выходить на него. Может быть, все дело было в туннельном карлике в грязном плаще с капюшоном, стоявшем рядом с клеткой со взведенным арбалетом и целившемся в него и двух других пленников, Рубинию и Нельфа.

Его тетя принялась снова обследовать синяки, полученные Мило, и решила, что он ранен не серьезно. У Нельфа был подбит один глаз и слегка поцарапан нос. Но в остальном он дешево отделался.

— Мог спать себе и дальше, — сказал он, обращаясь к Мило. — Твои сны наверняка были приятнее, чем необходимость смотреть на эту сморщенную физиономию.