Штефан Руссбюльт - Долина Граумарк. Темные времена

— Да, выплевывай все, — попытался подбодрить его Мило и похлопал ладонью по широкой гномьей спине.

Резкая боль заставила его одернуть руку и посмотреть внимательнее. Но в темноте видно было плохо, поэтому полурослик просто принялся осторожно ощупывать спину спасенного гнома. Прямо между лопаток из спины у него торчал острый шип.

— Что это у тебя такое? — спросил Мило гнома, который, судя по всему, справился с приступом кашля. А потом понял, что «справился» вряд ли будет правильным словом по отношению к тому, кому вонзили в грудь стрелу.

— Кто-то стрелял в них, — объявил Мило и как раз собирался попросить помощи у Дорна, когда увидел, что наемник отбросил длинную ветку березы прочь и та тонет в болоте.

— Что ты делаешь? Ветка нам нужна для того, чтобы вытащить других! — закричал Мило на Дорна, а потом увидел, что там, где из болота только что торчали две гномские головы, теперь уходят в трясину несколько стрел с пестрым оперением.

Мило обернулся к гному, которого спас первым. Тот лежал ничком на земле, вытянув в стороны руки и ноги. Из груди у него торчали две стрелы.

— Что здесь происходит? — закричал он.

Дорн и Сенета стояли, как вкопанные.

— Ты хотел к эльфам? — холодно поинтересовался Дорн. — У тебя получилось. Они нас нашли.

Из темноты вышли несколько фигур и оказались в круге света, источаемого заклинанием Сенеты.

— Что теперь будем делать? — прошептал Мило, тоже застывший на бегу.

— Для начала будет вполне достаточно попытаться выжить, — ответил Дорн.

В окно маленькой комнатки на втором этаже падал неестественный красный свет. Скромный трактир с двенадцатью комнатами был единственной гордостью его владельца, Овена Тира. На протяжении двадцати лет сдача комнат в аренду и продажа красного вина в трактире на первом этаже обеспечивали ему стабильный доход. «Северный вид» — так он назвал его, потому что дом стоял так, что из верхних комнат открывался отличный вид на Серый хребет, горный кряж на севере страны. Двадцать лет Овену Тиру приходилось считать, подсчитывать, договариваться о новых ценах на вино с торговцами, использовать сарафанное радио для того, чтобы можно было отложить хоть что-то на старость. Никто не гарантировал ему, что он сумеет справиться с подобной задачей. Двадцать лет его правоту признавал маленький ящичек, который он прятал в своей спальне под половицами. От года к году он наполнялся, обещая Овену безбедную жизнь. До позавчерашнего дня.

Незадолго до захода солнца в трактир вошли пятеро регориан. Настроение у них было премерзкое, поскольку каждую ночь им приходилось драться на улицах с мятежниками. Сопротивление оказалось ожесточеннее, чем казалось изначально, и улетучилась надежда заработать пару лишних монет за то, что они разгонят писарчуков и паяльщиков. В их собственных рядах тоже были потери, и это тяжким камнем ложилось на плечи наемников. Чтобы тут же не выбрасывать на ветер с трудом заработанные деньги, в городе действовал неписаный закон: регориане имеют право есть и пить в трактирах и кабаках бесплатно. Это было известно всем — кроме Овена. Он упрямо отказывался обслуживать регориан за просто так. Началась словесная перебранка, потом потасовка, и наконец все закончилось арестом и приговором для Овена Тира. В качестве причины регориане указали, что Овен давал приют мятежникам. Суд оказался скор, а приговор суров. Овену пришлось отправиться в тюрьму на два года, кроме того, он лишился всей собственности.

Эта очередная несправедливость со стороны ревнителей веры стала поводом для Нарека в очередной раз отправить своих товарищей в бой против регориан. Но слепой главарь не преминул воспользоваться информацией для своих нужд. Он был знаком с Овеном Тиром и после множества ночных посиделок за бокалом вина ему было известно о его сбережениях. Он не знал, где точно находится шкатулка, в которой лежит состояние Овена, но это не могло быть далеко. Вместе со своими доверенными людьми Нарек занял трактир после того, как регорианцы как следует в нем порезвились. Сам он выбрал личные комнаты Овена, а его ребята разместились в других.

Уже через несколько часов Нарек нашел то, что искал. Его слепота, или, точнее, его другие органы чувств, усиленные слепотой, помогли ему в поисках. Одна из половиц, которую вынимали чаще других, издавала отличный от других звук, когда на нее наступали. Нарек нащупал маленькую шкатулку, вынул ее из тайника и присвоил небольшое состояние себе.

В эту ночь он впервые засыпал с чувством защищенности.

Знающий сидел за небольшим круглым столом у окна и наблюдал за беспечно спавшим Нареком. Одним движением руки зажег свечу, прилипшую к покрытой лаком глиняной тарелке — и комнату залил свет. Маленькая комната практически опустела. Все ценное регориане унесли и обратили в деньги. Рядом со свечой стояла открытая шкатулка из кедрового дерева.

Потревожил сон слепого наверняка не свет. Знающий списал случившееся на запах горящей свечи. У слепых здоровые органы чувств наверняка работают даже во сне, а запах огня — это сигнал тревоги.

Он наблюдал за тем, как Нарек заметался по постели, переворачиваясь с боку на бок, и жалобно застонал. Прошло несколько минут, прежде чем предводитель мятежников Рубежного оплота проснулся и сел на кровати. Удивленно повернул голову то в одну, то в другую сторону, чтобы понять, откуда идет запах.

— Не волнуйтесь, — спокойным голосом произнес Знающий. — Нигде не горит. Просто я позволил себе зажечь немного света, чтобы лучше вас видеть.

Нарек натянул на себя одеяло, словно испуганная девственница.

— Кто вы? Что вы делаете в моей комнате?

— Мне кажется, в этой комнате уже не осталось ничего, что стоило бы искать. Вы открыли и присвоили себе последнюю ее тайну.

Слепые глаза Нарека поискали открытую шкатулку, стоящую на столике, уверенно нашли ее.

— Деньги были уже ничьи, — принялся оправдываться Нарек. — Они помогут в нашей битве за правду.

Знающий поднялся, прошелся несколько раз вдоль окна. То, что слепой слышал его шаги, произвело на него некоторое впечатление.

— Я бы с удовольствием поверил вашим словам, — произнес он, — но, к сожалению, знаю, что это не так. Ваши мысли выдали вас. Вам хочется жизни с пажами и слугами, которые позволят вам забыть о вашем увечье. Не хочу судить. Я тоже ставлю свои потребности выше всего остального. Поразительно, но ваш поступок совпал с моей непосредственной задачей, и я не могу позволить вам вести жизнь в роскоши.

Нарек просунул руку в щель между кроватью и матрацем, извлек оттуда кинжал и направил его в ту сторону, где находился его ночной гость.

— Убирайтесь отсюда, или я позову своих охранников, — пригрозил он.