Александр Абердин - Герой по принуждению. Трилогия (СИ)

‑ Какой это яд, Ослябя?

‑ Вестимо какой, змеиный, от гидры поганой. ‑ Ответил мне вудмен испуганным голосом.

‑ Ну, тогда все будет хорошо, Осля. ‑ Успокоил я вудмена.

В Лехиной аптечке имелось даже несколько упаковок антигюрзина, расфасованного в шприц‑тюбики и, насколько я это помнил, этот антидот помогал не только от укуса гюрзы. Теперь все надежды братьев Виевичей были только на магию Зазеркалья, больше ничто не могло помочь этому парню, который мне нравился своей серьезностью и обстоятельностью. Хлопуша уже потерял сознание, но еще дышал и время от времени его тело сотрясалось от судорог.

Срезав тесаком шерсть с его руки, я прорезал острием крепкую шкуру, вколол вудмену дозу противозмеиной сыворотки и стал вырезать мясо в том месте, где вонзилась стрела. Магия Зазеркалья мгновенно оказала на него свое благотворное действие. Дыхание у Хлопуши сразу стало ровнее и он слабо застонал, а когда я влил в рану на руке зеленки, то и взвыл благим матом. Лаура опустилась возле вудмена на колени и когда он открыл глаза, поднесла ему под нос большую глиняную миску с нашим стандартным бодрящим снадобьем.

Хлопуша стал жадно лакать напиток, но был еще слишком слаб, чтобы взять миску в руки и Лаура терпеливо держала её возле его морды. Уриэль тем временем постреливал в сторону кентавров из подствольника, целясь ниже обрыва.

Из тех же шести кентавров, которые отважились на самоубийственный прыжок в пропасть, пятеро попали на глубокое место, а шестой на мелководье и, похоже, этому парню крепко досталось. Двое его соплеменников помогали ему выбраться на берег, а остальные трое ускакали вниз по реке. Даже вудмены, не смотря на ранение их брата были настолько поражены смелостью и отвагой кентавров, что не стали по ним стрелять.

Послав Уриэля предупредить кентавров, чтобы они поскорее выбирались из воды и поднимались повыше, я вскочил в седло. Хлопуша был еще слишком слаб для того, чтобы сидеть в седле самостоятельно, а потому братья просто привязали его к нему и мы пустились в дальнейший путь. Теперь Уриэль предупреждал каждый выход кентавров к обрыву стрельбой из подствольника и потому мы ехали под оглушительный грохот частых взрывов. Между двумя разрывами гранат, я услышал, как Ослябя ласково воспитывал своего брата:

‑ Эх, пентюх ты, пентюх. Нешто не мог отмахнуть стрелку‑то? Учи вас, учи, бестолочей, одно вы дурнями остаетесь. Это же надо, так опозориться перед барином.

Вскоре мы въехали в каньон и стали совсем недосягаемы для кентавров, которые, хотя и могли уже перейти реку в брод, так как она сильно обмелела, все же не торопились этого делать. Да, оно и было понятно, чего они опасались. За ночь трудолюбивый Полифем отгрохал плотину высотой почти в сотню метров и теперь отдыхал, сидя на ней, с огромной дубиной в руках прямо возле того места, где как раз мы и должны были проехать. Судя по его виду, он здорово проголодался и не отказался бы от парочки, другой, кентавров на завтрак.

Мы находились на высоком откосе и нам был хорошо виден и сам великан Полифем, в котором росту было метров под пятьдесят и его дубина, изготовленная из огромного ствола дуба, как и вся его плотина. Препятствие, ловко сооруженное для нас циклопом Полифемом, видимо, даже ему самому казалось непроходимым и он злорадно посмеивался, глядя на нас сверху вниз, таких мелких и беспомощных людишек. Уриэль, беззлобно поддел меня:

‑ Ну, что, Михалыч, ты заставишь этого здоровенного парня самого разобрать плотину или разнесешь её в клочья? А может быть пошлешь меня поговорить с этим дуралеем?

‑ Уриэль, давай оставим этого парня в покое. Он пока что нам не мешает, так зачем тогда нам с ним ссориться? ‑ Миролюбиво ответил я ангелу.

Примерно за полкилометра до плотины, вверх по стене поднималась высеченная в камне тропа, шириной метра четыре. Посмотрев вниз и прикинув, выдержит ли склон, на котором мы стояли, удар водяного вала, я решил что все обойдется и потому отважился на один маленький эксперимент с очень большими, можно сказать, бурными последствиями. Нацелившись кулаком на Полифема, я осветил широким, голубым лучом как плотину, так и его самого.

Циклоп стал моргать своим единственным глазом, не понимая, что это за свет и пока он не слез с плотины, я заставил исчезнуть его вместе с плотиной. Водяная стена дрогнула снизу доверху и в следующее мгновение помчалась вниз по каньону, словно скоростной экспресс, сметая все на своем пути и, грохоча, как товарняк, груженный пустыми бочками, слетевший под откос. Не хотел бы я оказаться на пути этого водного потока, помчавшегося в долину.

Прикинув, что этому незадачливому гидростроителю, изрядно вспотевшему за ночь от тяжких трудов, не мешало бы немного охолонуться, я не мешкая ни одной лишней секунды вернул Полифема в реальный мир, но оставил плотину там, куда Магра Дарам Татис прятал целые горы всяческого райского мусора, который я время от времени выметал из Парадиз Ланда. Хотя вода уже и ринулась по руслу реки, ее уровень был еще очень высок. Бедный циклоп не успел даже вякнуть, как шлепнулся на задницу, вздымая тучи брызг.

То, ради чего он так потел всю ночь, исчезло без следа и вода поволокла его вниз по реке. Взревев, словно гейзер, он бросил дубину и стал цепляться своими огромными ручищами за камни на берегу, а мы во весь голос расхохотались над бедным, глупым Полифемом, которого Одиссей так и не смог в глубокой древности научить уму разуму. Теперь Полифем, которого водный поток оторвал от спасительного валуна и потащил дальше, был нам совершенно не опасен.

Наш дальнейший подъем проходил в спокойной обстановке. Сатиры, видели, как я расправился с плотиной Полифема и потому не решились скатывать на наши головы огромные валуны и тому в немалой степени поспособствовали вороны‑гаруда, которые с веселым карканьем и смехом кружили над нами. Когда Уриэль поднялся на плато, то не нашел ни одного козлоногого партизана. Все они удалились в лес и даже носу не высовывали. Маг Альтиус потерпел очередное фиаско. Возможно, это была далеко не последняя провокация, но она не возымела никакого действия.

Подъем на плато занял у нас почти полдня и когда мы поднялись наверх, то нас там уже поджидала торжественная встреча. Вороны‑гаруда все‑таки смогли втолковать сатирам, что я никакое не чудовище, а даже наоборот, вполне приличный человек, хотя и великий маг‑воитель. Однако, судя по тому, что эти козлоногие, рогатые эллины сразу же стали расспрашивать вудменов о магическом золотом напитке, я понял, что рекламу мне создавали вовсе не мои душевные качества. Сатиры даже пригласили нас в свою деревню, которая находилась всего в четырех с лишним десятках лигах от края плато.