Павел Александров - Дар миротворца (СИ)

Бой подходил к концу. Выцветший чёрный дракон повалился под напором тяжёлых копий, изрыгнув последнюю струю зеленоватого дыма. Рыцари Серебряного Щита и сам Главк рубили и кололи, вдыхая смертоносный яд, но, по какому-то диву, оставались на ногах.

Наконец дракон утих. Поддерживаемые его магией другие метаморфы разом издали отчаянный рёв. И начали умирать.

Рухнул с подрубленными ногами исполин-архихаймар. Свалился от множества ран шестилапый змей. С визгом закружилась над внутренним двором утыканная стрелами гарпия и с хрустом ударилась о стену. Желтовато-рыжая химера, ломая телом копья и оставляя в своей груди острые наконечники, ударом клюва забрала свою последнюю жертву и тоже упала. Жалкое существо, ползающее на своих недоразвитых конечностях, пищало и стонало, пока кто-то из рыцарей не унял его бессмысленных страданий ударом топора.

– Да славится владычица Сильвира! – вскричал кто-то могучим голосом, когда пал последний метаморф.

Торжествующий клич подхватили сотни голосов.

– Победа! Амархтон наш!

– Вперёд! Покончим с этой нечистью в Башне!

Воины ринулись ко входу в Главную Башню, как тут перед ними опустилась тяжёлая железная решетка. В следующее мгновение её прутья охватили синеватые змейки магического пламени.

– Таран сюда! – не унывали воители.

– Лесенки, лесенки тащи! – кричал архистратег Тибиус, подбегая к стенам, позабыв всякую осторожность. – Главк, Главк, надо обезвредить магию, слышишь?!

Глава Серебряного Щита обвёл взглядом внутренний двор – жуткое поле боя, усеянное уродливыми трупами метаморфов и множеством людей. Орали раненые, пытаясь выползти из-под трупов, слышались отчаянные молитвы, обрываемые предсмертным вскриком, кто-то изрыгал проклятия, грозя Башне кулаком.

– В нас перестали стрелять, – прозвучал металлический, неестественно спокойный голос Главка.

Тибиус бросил недоверчивый взгляд на умолкшие бойницы.

– Если они сдаются, то пусть спустят своё знамя, – архистратег нервно посмотрел на развевающийся на верхушке Башни тёмный стяг с изображением гарпии. – Надо доложить королеве. Где королева? Кто скажет мне, где королева Сильвира?

– Я знаю где, – тихо сказал Главк и приказал трубить отбой, а затем махнул рукой засевшему на внешней стене Дексиолу. Тот, правда, и сам уже приказал лучникам прекратить осыпать Башню стрелами, видя, что происходит что-то неясное. – Идём, Тибиус.

Шагающего по залитому кровью внутреннему двору Главка окружили восторженные воины из разных когорт.

– Это твоя победа, почтенный Главк! Эта схватка останется в веках!

– Ты спас нас всех! Если бы ты не убил эту тварь… Герой, герой! Твоя победа решила судьбу королевства!

Тибиус поджимал губы, понимая, что ему таких почестей не услышать. Однако глава Серебряного Щита шагал, понурив голову, словно рыцарь, запятнавший свою честь.

Под победные, торжествующие крики два военачальника вошли в помещение внешней стены – туда, где состоялся последний перед схваткой разговор рыцаря и Посвящённого. Королева была здесь. Рядом с нею молчаливо стояла Мойрана, и глаза Зрящей, казалось, ещё никогда не были столь горестны. Архиепископ Велир шептал молитву.

Перед ними, прислонившись к стене у окна, лежал Эфай. Скромно, неприметно, будто путник, прикорнувший с дальней дороги в чужом доме, из которого его в любой момент могут прогнать. Казалось, толкни его легонько, и воин-отшельник поднимет взгляд, добродушно улыбнётся, встанет и пойдёт прочь, благодарно кивнув хозяевам.

Но Эфай, прозванный Фосферосом, был мёртв. Глаза его застыли, оставшись чуть приоткрытыми. Загорелое лицо и руки покрывали зеленоватые пятна – действие сильнейшего магического яда.

– Каким же я был глупцом! – произнёс Главк угрюмо. – Взятие чужой раны… Учитель умер вместо нас. Он принимал на себя весь яд, который мы вдыхали. А мы, глупцы, думали, что сами… – голос могучего и, как считалось, непобедимого рыцаря задрожал. – Яд Злобы. Он убил бы любого из нас в одно мгновение. Но учитель оказался сильнее нас всех вместе взятых. Только потому, что в его сердце не было ни капли злобы и ожесточения, – Главк покачал низко опущенной головой. – Мне казалось, я овладел всеми тайнами Посвящённых. Теперь же, перед этим человеком я чувствую себя горным варваром, который всю жизнь умел обращаться с одной дубинкой.

– Мы все были глупцами и варварами, Главк, – произнесла королева и обернулась к стоящей в стороне Амарте. Чародейка прислонилась плечом к колонне, и в её зелёных глазах читалась смертельная усталость – изнеможение странника, который проделал огромный путь к заветному храму тайн, а когда дошёл – оказалось, что никакие тайны его больше не волнуют и душа его жаждет лишь покоя. – Прости меня, Амарта. Прости. За себя и за него.

Чародейка подняла на неё взгляд и подошла ближе. Филгор и телохранители шагнули ей навстречу, и Сильвира почувствовала, что скоро начнёт тихо ненавидеть своих защитников за их чрезмерную осторожность.

– Я осталась здесь не для того, чтобы выслушивать твои извинения, Сильвира, – не дерзко, а всё с тем же безразличием усталого путника проговорила Амарта. – Я должна исполнить волю Эфая – его последнее желание… Дай мне своего посла. Я войду в Башню и предложу Тёмному Кругу мир.

За спиной королевы послышались приглушенные, кое-где негодующие голоса рыцарей и военачальников. Да как смеет эта колдунья…

– Я пойду! – опережая королеву, сказал Главк и, наконец, поднял голову. – Амарта состояла в Тёмном Кругу. Она знает их мышление. Вместе у нас получится склонить их к миру.

– ТЫ?! – изумлённо воскликнул Тибиус. – Да тёмные только и мечтают схватить тебя! Знаешь, как они тебя ненавидят! Тебя убьют, не успеешь и войти! Да и какой нам резон говорить с ними, если мы почти победили…

– Мы ещё далеко не победили, – хмуро ответил глава Серебряного Щита. – Моя королева, прошу вашего позволения искупить мою вину перед учителем Фосферосом!

Тон его голоса не допускал отказа. Королева почувствовала, что если ответит «нет», то больше никогда этого рыцаря не увидит.

– Позволяю, Главк.

«Но как искупить свою вину мне?»

Мойрана неуловимо коснулась руки владычицы.

«Не мучь себя, Сильвира, – произнесла беззвучно, одними глазами Зрящая, так, чтобы никто, даже бдительный архиепископ Велир ничего не заметил. – Посвящённый никогда не пытается кого-то обличить, устыдить или разоблачить. Ему это чуждо. Посвящённый только возвышает, вдохновляет и ободряет. Он ушёл, не держа на тебя ни капли обиды. И не обвиняя тебя ни в чём».