Андрэ Нортон - Бархатные тени

Затем она придвинулась ближе и начала говорить с некоторой долей своей прежней живости. Но что она говорила! Она произносила грязные слова, непонятные мне, потом злобно улыбалась или смеялась, объясняя их значения. Я заткнула уши, но не могла остановить потока ее слов, усмешек, хохота…

Это… это была не Викторина. Старые сказки об одержимых злыми духами, возможно, были правдивы. Юная девушка не могла знать мерзости, подобной той, что она сейчас изрывала, раскачиваясь взад и вперед, сжимая руками змеиное ожерелье.

Впоследствии я так и не могла вспомнить, долго ли это продолжалось. Наконец дверь открылась и вернулась миссис Плезант. Увидев ее, Викторина смолкла. Я заплакала от нервного перенапряжения и страха перед тварью, что, как мне казалось, вселилась в тело Викторины.

Миссис Плезант принесла поднос с графином рубинового богемского стекла и двумя стаканчиками. Она поставила его на комод.

– Я получила сообщение. К несчастью, мистера Соважа еще не нашли. – Говоря это, она наливала из графина в стаканчики. – Его усердно ищут те, кто имеет причины питать ко мне благодарность. На одном из его предприятий возникли затруднения, устроенные кем-то, кто хотел удалить его на время города. Как только его найдут, его сразу доставят сюда.

Взяв ближайший стакан, она подала его мне.

– Выпейте. Это восстановит ваши силы.

Я была так измучена, так отупела душевно, что подчинилась беспрекословно. Я снова отпила того снадобья, что она называла настойкой из клевера.

– А теперь – спать. Нет, – она поймала мой тревожный взгляд, обращенный на Викторину, – вам нет нужды беспокоиться. Здесь она будет в полной безопасности.

Я чувствовала себя так, словно не спала несколько дней. Я доковыляла до кровати, на которую указала мне миссис Плезант, и рухнула на нее, даже не раздеваясь. Прежде, чем мои веки окончательно сомкнулись, я увидела, что Викторина встает, а миссис Плезант хватает ее за руку. Мрачная и злобная усмешка вернулась на лицо Викторины. Девушка подняла свободную руку, широко растопырив пальцы. Через них она плюнула в меня, словно наводя проклятье, причем с такой ненавистью, какую я не считала себя способной вызвать в ком-либо.

Возможно, отчасти эта злая воля преследовала меня и во сне, ибо сны мои были таковы, что я пробуждалась, задыхаясь от ужаса, хотя и не могла вспомнить, что же напугало меня. И каждый раз, когда я так просыпалась, я лишь смутно узнавала комнату, где лежала, словно сон был более реален. Потом я снова погружалась в сон, несмотря на слабые попытки бороться с ним, чтобы снова встретиться с кошмаром.

Когда я пробудилась в третий раз, уже наступил день. Кто-то тряс меня за плечо, на меня смотрело знакомое лицо, хотя, все еще в дурмане сна, я никак не могла вспомнить, чье.

– Мисс! Мисс! – В голосе звучала такая настойчивость, что я полностью и окончательно пробудилась.

– Сабмит?

– Мисс… послушайте. – Она упала на колени перед кроватью и зашептала мне прямо в ухо. – У нас неприятность, большая неприятность. Она говорит, вы должны помочь…

Я резко села. Во сне кто-то укутал меня одеялом. На мне оставалось собственное белье, однако платье с меня сняли.

– В чем дело?

– Вы должны помочь, мисс. Проснитесь… слушайте!

– Я проснулась и слушаю. – Я огляделась. Викторины в комнате не было.

– Где… ?

– Ради бога… сейчас нет времени говорить. Слушайте… она велела… оденьте!

Сабмит подняла с пола узелок, встряхнула его и продемонстрировала фланелевую ночную рубашку, предназначенную для женщины, носившей одежду на несколько размеров больше моего.

– Но сначала… – Она бросила это фантастическое одеяние на постель и повернулась к столику, где дожидались губка, полотенце и таз. – Позвольте мне умыть вас. Скорее, мисс – у нас совсем нет времени.

Действовала она быстро и ловко. Я увидела, как вода окрасилась коричневым, когда она смыла краску с моей кожи. Когда все было сделано, она надела на меня ночной чепец, завязала его потуже, и натянула через голову рубашку. До этого я не задавала вопросов, захваченная настойчивостью ее действий, но теперь спросила:

– Ты должна сказать мне, зачем…

– Здесь мужчина, он ищет девушку. Мы покажем ему девушку, которая больная лежит в постели. Он увидит, что это не та девушка, что он ищет – и уйдет.

Кристоф Д'Лис? Но как он выследил нас, и почему миссис Плезант впустила его в дом? Неужели Сели проболталась сразу же после нашего ухода? А что до роли, которая мне предложена… я была уверена, что не сумею ее сыграть. Но у меня уже не было времени возражать, да если бы я и воспротивилась, решения здесь принимала не Сабмит.

Она опорожнила таз с окрашенной водой в помойное ведро, затем убрала полотенце и губку в умывальную тумбочку и заперла ее.

– Она велела передать вам, что молодая леди надежно спрятана. А если он увидит больную девушку, то решит, что те, кто ему наболтали, ошиблись. Он не станет крутиться здесь и выслеживать. Вы больны, мисс. Запомните это… взаправду больны.

Когда я снова улеглась, широкие складки ночной рубашки окутали мое тело, и мне вдруг захотелось стащить через голову это одеяние. Однако лучшее, что я могла сделать – это отвернуться от двери и надеяться, что сумею разыграть немудреную роль прикованной к постели страдалицы. Комната была не слишком ярко освещена, а единственное окно – довольно далеко.

– Полежите. – Сабмит задержалась возле меня, чтобы повторить свистящим шепотом: – Вы взаправду больны!

Я не нуждалась в напоминании. Я и впрямь была больна: от нервного страха мое похолодевшее тело сотрясала дрожь.

Слух мой обострился, возможно, из-за того, что я стремилась уловить малейший шорох. Сейчас я слышала глухие шаги в коридоре, зная, что они направляются к моей двери. Она распахнулась, и я так напряглась, что мои мускулы заныли от боли. А я должна была оставаться безразличной, не сознающей, что происходит.

– Смотрите, масса, – голос Сабмит, смиренный, каким я никогда его не слышала раньше, звучал отголоском дней рабства, когда она была вещью, а не личностью, – вот эта девушка. Она из тех, кто развлекает джентльменов, но она сейчас шибко больна. Вы сами можете видеть, масса…

Мои глаза оставались закрыты. Шаги приблизились к постели. Затем меня схватили за подбородок и повернули голову. Я так испугалась, что невольно открыла глаза и взглянула в лицо, которое никогда не забуду. Однако впоследствии у меня появились более веские причины, чтобы оно навечно врезалось в мою память.

Это был тот молодой человек, которого я видела на балконе с Викториной. Он был красив, черты его отличались почти женственной тонкостью. Однако узкая линия усов и небольшой, но волевой подбородок явно указывали на его пол. Его брови под необычным углом поднимались над глазами, а они были самым странным в его внешности. Они были непохожи на любые другие человеческие глаза, когда-либо виденные мною. Их цвет приближался к янтарно-желтому, а зрачки были ненормально большими и черными.