Андрэ Нортон - Берегись ястреба. На острие меча

— Разбойники или стражники какого–нибудь мелкого лорда, решившего пограбить. В этой земле все воюют друг с другом, — голос его звучал резко, в нём слышалось отвращение. Несмотря на всем известные воинские качества и суровое затворничество, фальконеры не убивают зря и никогда не забавляются такой жестокостью, какую она видела на ферме. Фальконеры приносят чистую смерть, когда и если это необходимо, всегда при этом рискуя собственной жизнью. Никто не посмеет назвать их безжалостными варварами, что бы ни говорили колдуньи Эсткарпа об их обычаях.

С ночного неба спустился сокол, сел на луку седла, повернувшись к человеку. Тирта услышала тихие звуки, похожие на щёлканье клюва. Фальконер повернул голову.

— Всё, как ты видела: пожар, мертвецы. Никого там нет.

Она решительно покачала головой.

— Не в доме, в поле. Они искали, но не нашли. Там есть жизнь. Если бы не было, — она колебалась, — я думаю, мне бы дали знать, что нет причины идти туда.

Он ничего не ответил. Может, решил, что как человек щита не должен противоречить ей. Ей показалось, что он всё–таки считает её ошибающейся: что там их ждут только мертвецы.

Небо посерело перед рассветом, когда они ощутили зловоние горелого и сладковатый запах смерти. Потом выехали на край росчисти, и Тирта увидела перед собой стену из вкопанных брёвен. Этого она в своём видении не помнила. Но сразу перед ними повисли полусваленные ворота: они словно расслабились и пропустили именно тех волков, от которых должны были защищать живших в доме людей.

Кобыла Тирты фыркнула и покачала головой, ей не понравился запах. Но не стала сопротивляться, когда девушка заставила её идти дальше. И вот, ведя за собой на поводу торгианца, двое путников осторожно въехали в это некогда охраняемое место.

Прямо перед ними громоздились почерневшие руины, которые она видела, и вытоптанный сад. Огонь пожрал всё, что могло гореть, и погас. Девушка увидела мёртвую собаку и жалкое маленькое тельце за ней. Мёртвые в них не нуждались, живые — другое дело.

Тирта натянула узду, развернула кобылу влево, в сторону от разрушенного дома. Да, вот и каменная стена, здесь она была высокая, часть защиты, оказавшейся ни к чему. Ещё одни ворота, тоже открытые, вели в поле, на котором глубоко отпечатались следы преследования.

Кобыла поскакала прямо через поле, поскакала быстро, хотя Тирта не подгоняла её. Когда они ещё не доехали до груды камней, девушка соскочила с седла и побежала, забросив плащ за плечи, чтобы не мешал.

На бегу она искала мыслью. Жизнь — да! Они успели! Она добежала до аккуратной груды камней, заглянула за неё. Никого нет! Тирта даже покачнулась. Её охватило дикое отчаяние, показалось, что она здесь не физически, а в каком–то новом кошмарном видении.

Снова попробовала послать мысль. Здесь билась искра жизни, слабая, дрожащая, почти угасшая — но билась! Но глазами девушка ничего не видела. Тирта оттащила несколько камней, отбросила их на поле. Потом наклонилась и запустила под камни обе руки. Там, где глаза её ничего не увидели, руки нащупали то, о чём говорило видение: маленькое тело, забившееся в такую узкую щель, что, казалось, там и воздуху–то некуда войти в лёгкие.

Через плечо она бросила подошедшему фальконеру:

— Ты видишь?..

Его птичий шлем повернулся из стороны в сторону.

— Тогда иди сюда, — она схватила его за руку, подтащила ближе, так, чтобы его пальцы тоже ощутили правду. Он отдёрнул руку, высвободился, и Тирта поняла, что он заподозрил какую–то ловушку.

— Он там, но мы не можем его видеть! — в голосе её звучало торжество.

— Колдовство! — он произнёс это полушёпотом. Но принялся расшатывать камни своим когтем, отбрасывать здоровой рукой. Сокол сел на стену и следил за ними, потом наклонился вперёд, вглядываясь в пространство, которое они освобождали, как смотрел на меч–кинжал, который показал спутнику Тирты.

Медленно, осторожно Тирта провела руками вдоль тельца, которое они освобождали, даже не видя его. Об этом она тоже узнала в Лормте — это галлюцинация, при помощи которой можно скрыться во время опасности. Хотя она слышала только об изменении внешности. О том, чтобы стать совершенно невидимым, она не слышала. Но Сила может всё. Вот только кто сумел так успешно спрятать ребёнка?

Судя по следам на поле, охотники преследовали добычу, играли с ней зверски и жестоко, продлевая ужас бегущего. Женщина, несущая ребёнка. Обладавшая Даром, который в минуту страха за дитя усилился до высочайшей степени. Мать, спасшая сына или дочь и ставшая потом жертвой насильников и убийц?

Тирта знала, что создание иллюзии требует больших усилий, для этого нужно время и знание определённых ритуалов. Само собой, такого времени у жертвы не было.

Осторожно, с бесконечной заботливостью, используя только руки, Тирта вытащила маленькое тело, прижала его к себе, ощутила, как невидимая голова прижалась к её плечу. Ребёнок совсем закоченел, и она быстро завернула его в плащ. Комок в плаще свидетельствовал, что в нём действительно что–то материальное, а не тень. Кончиками пальцев она ощупала лицо, уловила лёгкое дыхание и биение сердца. Но не понимала, как они могут помочь ребёнку, который остаётся невидимым.

Послышался клекот сокола. Голова фальконера дёрнулась, шлем наклонился, мужчина посмотрел на птицу и как будто прислушался к звукам, издаваемым пернатым разведчиком. Потом снова повернулся к Тирте, которая продолжала держать ребёнка на руках.

— Брат видит его, — негромко сказал он. — Колдовство не действует на его глаза. Он говорит, что ребёнок не ранен, но спрятался в самом себе, что в нём большой страх.

Тирта лихорадочно вспоминала, что ей известно о душевных ранах. Сильный страх или ужас могут так ударить по мозгу, что впоследствии разум никогда так и не проснётся. Неужели этот малыш отступил так далеко, что его не удастся вернуть? Она немного умела лечить, но с такой проблемой самой ей не справиться. В Эсткарпе несчастную жертву можно было бы поместить в одну из больниц, устроенных Мудрыми Женщинами, и там специально обученные лекари постарались бы вернуть ему разум. Но даже и у них случаются неудачи. А у неё не было ничего, кроме веры, что она не увидела бы это бедствие в своём видении, если бы не могла помочь.

Даже остаться здесь они не могли. Разбойники ушли, но их маленький отряд могли заметить. И ей некуда передать ребёнка, чтобы он был в безопасности; его следовало взять с собой. Несмотря на всю свою сознательно выработанную жёсткость, Тирта понимала это.

Фальконер опустил ладонь на рукоять своего ружья–игольника. Сокол взлетел в небо. Очевидно, они оба разделяли тревогу Тирты.

— Здесь не место для… — она указала на то, что держит. — Надо взять его с нами.