Eugene - Гимн неудачников

— Что может быть лучше земляничного варенья?

— Какое же интересное создание…

— Стой! — позабыв о страшных ранах, я вскочил на ноги и схватил девушку в охапку, не дав совершить роковой шаг. — Если ты его отпустишь, он нас всех на кусочки порвет!

— Ой, Лоза, ничего он не сделает, пока у меня череп, — пискнула придушенная целительница.

— Вот именно. У тебя.

— Бери, — Крапива щедро впихнула мне кости и, пока я приходил в себя, наклонилась над ниморцем, кончиками пальцев подцепила маску, потянула ее на себя. Деревяшка с неожиданной легкостью поддалась, оставшись у друидки в руках, а лохматая шкура опала, словно из нее разом выкачали весь воздух.

Сону разобрали на запчасти. Как страшно жить в нашей стране.

— Скорей, — поторопила целительница. — Нужно успеть до рассвета!

До лагеря мы практически бежали. Солнце еще пряталось за горизонтом, но темнота уже рассеялась, а укрыться в серых тенях не смог бы и призрак. Я раздумывал, как станет объяснять наше отсутствие Крапива, и попеременно мысленно доказывал ниморцу, что наша сделка все еще в силе. Череп теперь у меня; осталось дождаться подходящего момента и его уничтожить. А если некто, не будем говорить прямо, вздумает воплотиться в тротуарной плитке и сделать мне кафельный саркофаг, то кости попадут друидам и свободы шольцу не видать, как собственного тела. Слышал ли меня Дэн? Я предпочитал гадать не доходя до лестницы постижения.

— Что мы скажем остальным? — спросил я перед самой калиткой. Крапива приложила палец к губам и махнула в сторону, приказывая сойти с дорожки.

Мы пробрались тем же окружным путем, каким уходил я, но теперь рядом была целительница, и парк не спешил проявлять свое истинный лик. Подстриженные пирамидками кусты оставались кустами, клумбы — клумбами, ровный зеленый газончик — ровным зеленым газончиком и ничем иным. Усеивающие последнее деревце пушистые маленькие птички проводили нас внимательными взглядами; они сидели в шахматном порядке и напоминали скорее игрушки, чем живые существа. Крапива погрозила им кулаком и нырнула под проволоку.

Над поляной плавал голубовато-серый дым. Заглядевшись на едва чадящий костер, я едва не влепился в часового, но друид смотрел сквозь меня пустым взглядом.

— Заклинание исчезнет с первыми лучами солнца, — прошептала целительница. — Сделай вид, что спал.

— Ты можешь продержать его хоть на пять минут? Стой, не отвечай. Десять.

Крапива похлопала глазами и неуверенно кивнула.

— Если я погибну, передай Смерти, что за мной придут другие, — не удержался я от последнего слова и зашагал к одинокой палатке, больше похожей на шатер. Если мои предположения верны, послание надолго лишит колдуна покоя. Зато у меня покой будет вечным, пускай завидует.

В палатке оказалось полутемно; хозяин спал, завернувшись в одеяло и уткнувшись носом в стенку. К счастью, потому что иначе я бы не выдержал и сразу убрался обратно, а так Смерть стало можно посчитать за мебель.

Я старался не шуметь, но все равно шумел так, что если бы не чары — наверно перебудил бы весь лагерь. Честно говоря, грабить колдуна — занятие не из веселых, тем более для такого дилетанта, как я. Надо с чего попроще начинать, со старушек там, с маленьких детей. Хм, Лоза, смотри на мир шире: скоро тебе придется грабить Великое Древо, демонову ниморскую яблоню, несчастный продукт антигуманной селекции. Вот и потренируешься.

В вещах Смерти царил полный бардак. Как он в них разбирается — ума не приложу, тем более что хорошей памятью, как я заметил, колдун не отличался. Ну что же, больше шансов, что он не сразу заметит пропажу. На меня снизошло мировое спокойствие; все было настолько плохо, что хуже просто некуда, а потому бояться не осталось сил. Перед глазами как живая стояла картинка: Смерть сидит за черным столом и перекладывает с одной стороны на другую странные вещички: ракушку, полую трубочку с перьями, зажигалку…

Я, конечно же, не смогу вызвать заклинание так, как делают это колдуны. Но на артефакте должен остаться след магии, а значит, пламя будет хоть чуточку, да волшебным. Надеюсь, потому что больше надеяться не на что. Про то, как я едва не прикончил одним артефактом сам себя, вспоминать не хотелось.

В голове суматошно тикали секунды. Не знаю, сколько прошло времени, когда среди прочего хлама я наконец отыскал старую поцарапанную зажигалку; сердце бешено заколотилось, руки задрожали, и я едва заставил себя распихать вещи обратно (то есть раскидать, как было), и пулей вылетел наружу, к свету.

Навстречу бросилась Крапива.

— Ты что, ненормальный?! — ахнула она, увидев зажигалку.

— Я потом верну, — честно пообещал я. — Смерть не разозлится.

Если не узнает.

Губы друидки задрожали и внезапно растянулись в улыбке; она быстро сжала меня в объятиях и столь же быстро шагнула назад.

Через зеленую изгородь просочился яркий свет, и там, куда падали солнечные лучи, дым таял. У птиц включили звук, и комки перьев заголосили как резаные. Мы переглянулись и поспешили к своим местам. Утро началось.

Исчезновение Кактуса первыми обнаружили его соседи по палатке. Друид оставил вещи, но забрал алебарду, и потому эти добрые люди сразу пошли проверять, жив ли я, а потом уже подняли тревогу.

Часовые клялись, что мимо них и мышь не пробегала, друиды обшаривали окрестности, Клен ходил бледный, как Смерть, Крапива бегала за ним, а Смерть спал. Я уныло жевал завтрак, глядя в одну точку и иногда забывая донести ложку до рта. Хотелось спать, но встречаться с Дэном — еще меньше.

Замкомандира колебался: лес скрыл все следы и молчал, как ниморский генерал на допросе у черных магов. Реньевцы не могли задерживаться на поиски: их звали долг, цель и Древо, тем более никто не знал, как далеко и куда ушел друид. Силком его не тащили — либо он отправился в путь добровольно, либо зачарованный магией леса. И тогда единственный выход — как можно быстрее добраться до Древа и потребовать ответа у хозяина Леса. Это мне уже изложили другие добрые люди, по понятным им одним причинам решившие, что мы с Кактусом когда-то успели стать лучшими друзьями.

Солнце поднималось все выше, птицы гомонили все громче и доорались до того, что разбудили Черную Смерть. Измученный звуками живой природы, колдун еле-еле выполз из палатки, с отвращением посмотрел на суету, едва не отправился досыпать, но потом схватился за голову и мрачно встал у ограды, кровожадно наблюдая за весело скачущими по веткам пташками.

Еда застряла в горле. Я отставил тарелку, глубоко вздохнул, посмотрел на мир — мир был прекрасен, покидать его не хотелось — и понял, что если промедлю еще минуту, то сдамся и во всем признаюсь.

Колдун попытался прожечь во мне две дырки, но я все равно дошел, вот только все заготовленные фразы разом вылетели из головы.