Максим Грек - По имени Феникс. Дилогия

И народ, вмиг зажегшийся религиозным рвением, поддержал: «Слава! Слава!».

— Так дадим же ему говорить нам слово писания, потому как никто кроме него не способен понять всей полноты знаний, что заложил в сей священной книге сам бог Хье. Пусть говорит Феникс-На-Хье и пояснит нам, ничтожным, что означают слова бога!

Митинг продолжал расти и шириться. С того времени, как я помог Харимону, на улице собралось уже порядочно зевак и все сейчас испытывали религиозное рвение, коего я не видел даже у монахов Ковена! Слова священника лишь разжигали людей. Им совершенно все равно, что говорит он. Их заботило лишь то, что Феникс будет говорить им, говорить с ними. Им нравилось чувствовать близость со своим обожаемым правителем. И пусть я начну вещать даже про правила постановки сифонной клизмы, но и тогда народ будет также внимать каждому моему слову. Стоял я, словно Ленин на броневике, и думал лишь о том, что говорить мне этой толпе народу совершенно нечего (хоть и правда про клизму рассказывай). Можно, конечно, поддержать Харимона и зачитать что-нибудь из его Книги Огня, но вот беда, я так и не осилил эту дребедень, пока пребывал в Ковене, а уж после и думать не мог читать эту ересь.

— Не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ничего, что у ближнего твоего, — скороговоркой вымолвил я. — Для начала вам и этого хватит. Все вопросы и пояснения к Первосвященнику…

Быстро произнеся эти на самом деле важные и нужные слова, я поспешил удалиться, пока не попросили жития святых рассказывать. Харимон занял мое место на помосте, расхвалил мои мудрые слова и продолжил вещать про Хье. Я же схватил пораженную Ольгу и поспешил прочь.

— С каких пор ты в религию впутался, да еще и стал воплощением Хье на земле? — спросила она, когда мы переводили дух в двух кварталах от образовавшегося митинга.

— Ничего не мог поделать — религия сама меня нашла.

— С момента потери памяти много чего случилось. Странные люди окружили тебя.

— Есть такое дело. Ты еще главного маньяка отряда не видела! — сказал я, представляя себе Восьмого. — У него такой взгляд, будто вот прям щас накинется! И мне всю дорогу кажется, что он следит за нами.

— Да не может быть…

— Не может, — согласился я, но продолжил внимательно оглядываться, пытаясь выследить того кто следит за нами.

Плоские крыши домов Сбора издавна представляют интерес для различных слоев местного общества. Можно встретить дорогие рестораны с прекрасным видом на оживленную улицу, или садик с фонтанами и изысканными статуями. На других домах жители разводят домашнюю живность или устраивают огороды. Многие крыши — излюбленное место встречи влюбленных голубков, а некоторые — закутки для сходок разномастных преступников. Но по большей части на плоских крышах сушат постиранное белье, или используют свободное пространство, как склад, с целью хаотичного захламления теми бесполезными предметами, что продать невозможно, а выкинуть жалко. На большинство крыш редко заглядывают люди, но для животных — это излюбленные места охоты и отдыха. По крышам скачут коты и воробьи. Первые охотятся на вторых, а вторые прячутся от первых и в то же время собирают забытую людьми снедь.

Крыши Сбора — отдельный мир.

И вот со времени приезда в столицу колдунов отряда Феникса в этот самостоятельный мир вторгся опасный хищник.

Феникс был прав, признавая за собой слежку. Верно вычислил и шпика — Восьмого. Вот только не знал господин Снорарла, что помимо раба, за ним следили и прочие соглядатаи различных организаций… Да и зачем повелителю вникать в дела совершенно его не касающиеся. Ведь для того есть Восьмой.

Верный раб устранял проблемных (по его мнению) личностей и внимательно следил за господином, недоумевая по поводу его странного и нелогичного поведения. Восьмой не мог до конца понять многогранную личность своего повелителя. Только он подумал, что разгадал Феникса, как тот выкидывал очередную глупость.

«Как, имея столько невероятных способностей — вроде Крыльев Феникса или Взгляда Феникса — можно быть таким… простым?! — размышлял Восьмой перескакивая с крыши на крышу, в очередной раз присматривая за своим господином. — Почему, будучи таким, невероятно могущественным существом, Феникс все еще является мягкотелым человеком, а не тем надменным богом, для которого жизни подданных — ничто?! Раз он сильнее меня, то должен быть выше меня и морально! Должно быть, он скрывает свои истинные чувства. Да. На самом деле он не испытывает ни к кому кроме себя никаких чувств. Он не может любить никого кроме себя. Для него не важно мнение других. Он выше всего этого. Он то, к чему я стремлюсь — полное совершенство… или он дурак, случайно получивший свою силу. Нет. Он совершенство!»

Восьмой с момента проигрыша Фениксу продолжает витать в мыслях и домыслах, в собственной философии, выработанной годами. И сейчас он отчаянно силиться пригородить модель Феникса в собственную философскую теорию, словно деталь от самолета в подводную лодку, не понимая, что эти детали не подходят друг к другу. Если бы Феникс узнал о философских воззрениях раба своего, то предложил бы ему почитать «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше и сравнить схожие идеи о Сверхчеловеке.

Но пока Восьмой ничего не знал о Ницше, то продолжал разрабатывать собственную теорию, иногда полностью отключаюсь от действительности, не падая с крыш лишь благодаря отточенным рефлексам. И благодаря им же автоматически охотился на пернатую живность, сам не замечая, как, давя птиц в полете и отбрасывая мертвые тушки. Новому хищнику крыш были рады все окрестные коты, так и носящиеся за задумчивым Восьмым, мяукающим стадом, подбирая халявную еду. Пока раб думал, не замечая ничего вокруг, он умудрился обзавестись верными хвостатыми подданными, которые видя невнимательность «вожака», молили своих кошачьих богов уберечь Восьмого и не дать тому рухнуть, когда он наконец-то завершит свою теорию и случайно поскользнётся на мокрой от дождя крыше…

Проведя насыщенный день в компании очаровательной девушки, я довольный вернулся во дворец и даже перестал замечать его давящую атмосферу. Пройдя по центральному коридору и вновь рассмотрев всех предыдущих Фениксов и себя, я задавался вопросом: «Как же так вышло, что все свидетельства указывают на то, что я прожил в этом мире порядочно времени, но никаких воспоминаний при этом не сохранил? Да и когда успел?!» По всем признакам я жил в этом мире не меньше года! А таких продолжительных потерь памяти у меня за всю жизнь не случалось ни разу.