Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

Получаю щелчок по носу и нелестное определение:

— Маленький глупец с большими возможностями.

— Ксо, мне сейчас не до твоих загадок. Выражай мысли проще, хорошо?

Кузен усмехнулся и извлек из складок одежды фляжку.

— Глотни, а то дрожишь, как лист на ветру.

Предложенная к употреблению жидкость что-то мне напомнила. Но когда я собрался задать наводящий вопрос, Ксаррон кивнул:

— Да, у лекаря твоего знакомого взял. На новом урожае настояно. Нравится?

— Угу.

— Я подумал, тебе будет приятно. И вспомнить, и выпить.

— С чем ты пришел, все-таки?

Не хочу оттягивать момент ознакомления с истинной причиной появления кузена в моем Доме, потому что просто так сестра не допустила бы этого визита.

— С выпивкой, — напрашивающийся ответ, сопровожденный грустными смешинками в изумруде взгляда.

— А еще?

— Как здоровье?

Вяло шевелю пальцами левой руки. В смысле: «Так себе, но бывало и хуже».

Ксаррон качает головой:

— Телесное — в пределах разумного. А душевное?

— Почему спрашиваешь?

— Только не лги, Джерон! Что случилось с тобой этой ночью?

Что случилось? Да по сути, ничего особенного. Очередной приступ жалости к себе. Вспышка ярости. Новый виток боли, едва не заставивший меня разрушить чужую жизнь. В общем, все, как всегда.

— Я с трудом удержался от глупости.

— Какой? — Живой интерес в каждой черточке лица.

— Э-э-э-э… Мне подкинули для решения очередную задачу.

— Пухленькую и рыженькую, верно?

— Ну… Да. И я чуть было ее не «решил». Окончательно и бесповоротно.

— И что же помогло тебе остановиться?

— Анализ ожидаемого результата: я понял, что мои действия окажутся бессмысленны и вредны, прежде всего, для меня самого.

Кузен задумчиво помолчал, переваривая услышанное.

— Да, эгоизм — полезнейшая вещь на свете!

— То есть?

Ксаррон облокотился о ступеньку.

— Для начала хочу тебя успокоить: то, что недавно происходило, имеет к тебе очень малое отношение. Совсем призрачное. Проще говоря, тобой пытались руководить.

— Кто?

— О, это очень любопытное создание. Несомненно, живое. Наделенное разумом и волей. Совершенно самостоятельное и болезненно свободолюбивое.

— Не тяни!

— «Лунное серебро». Помнишь? Ты разбил Зеркало Сути и поплатился за сей необдуманный поступок тем, что делишь теперь свое тело кое с кем еще.

Кузен не насмешничает и не осуждает, просто рассказывает. И что-что, а рассказывать он умеет, потому что не тратит время и внимание слушателя на излишние украшательства, излагая основные для восприятия вещи:

— «Слезы Ка-Йен», из которых ткется Зеркало, не терпят власти над собой, и стоит больших трудов заставить их делать то, что необходимо. Своим необдуманным поступком ты разрушил их оковы, а заодно позволил нескольким «слезам» проникнуть внутрь себя, чем они с радостью и воспользовались.

— Слезы Ка-Йен? — вглядываюсь в правую ладонь, приобретшую прежний цвет. — Значит…

— В твоей крови плещется осколок Зеркала, получивший возможность стать по-настоящему живым. И он хотел отблагодарить за это. По своему, конечно. В меру своей наивности. А скорость Обретения впечатляет. И напоминает мне… Ты читал о Трех Сестрах?

— Ка-Йи, Ка-Йор и Ка-Йен? Да. Когда-то. Честно говоря, не очень хорошо помню подробности.

— И не надо забивать голову глупостями! — Посоветовал Ксо. — Легенда о том, как три сестры были изгнаны богами с земной тверди, водной глади и океана небес, конечно, красива и поэтична, но за давностью лет трудно установить, правдива она или нет. Сейчас имеет значение только одно: старшенькая, Ка-Йен, редко посещает наш мир — примерно раз в 450 лет, но с ее визитом происходят очень любопытные вещи… Например, рождаются или пробуждаются гении. Начинаются потрясающие воображение войны. Совершаются великие чудеса. И мир оказывается ближе к Порогу, чем когда-либо… Веселое время.

— Да уж, обхохочешься! — точка зрения кузена не кажется мне приемлемой, но, пожалуй, соглашусь: в такие времена скучно не бывает.

— Она скоро пожалует в гости, и не одна: все трое сестричек будут делить между собой Небесный Престол, а, следовательно, мир ждет тройное потрясение.

— Потрясение?

— Встреча сразу с тремя прекрасными, но своевольными дамами — суровое испытание даже для очень умелого кавалера, — подмигнул Ксо.

— Что-то не хочется становиться таковым.

Невинно поднятая бровь:

— Умелым кавалером?

— Тем, кто встретит слияние лун!

— Ну, тут мы не в силах отказаться. Можем только принять меры, чтобы оно прошло гладко и без отягчающих последствий. Правда, для этого придется много работать. И тебе, в том числе!

— Это еще почему?

— Потому что у тебя есть для этого все необходимое. Даже помощником обзавелся… Или, правильнее было бы назвать ЭТО домашним питомцем? Ладно, именованием займемся после, а сейчас… — Ксо мечтательно потянулся и поднялся на ноги. — Пойду, успокою Магрит, а то она, бедняжка, места, наверное, себе не находит.

— А ты хочешь предложить ей для успокоения свои объятия?

— И предложу, — пообещал кузен. — И может быть, она даже примет мое предложение… Ах, мечты, мечты! Не засиживайся здесь долго: по ногам дует.

И Ксаррон стремительно взлетел по лестнице вверх. На второй этаж. К покоям сестры.

Я улыбнулся ему вслед. Вот значит, почему Магрит настаивала на моем пребывании в Доме: боялась, что, находясь без присмотра, совершу непоправимую ошибку. Боялась, что не справлюсь со своими чувствами. Или не своими?

«Твоими, твоими, но поданными с другой стороны зеркала…» — подсказывает Мантия, и я так рад ее слышать, что забываю о намерении поругаться.

Где ты была?

«Я всегда рядом…»

Почему не отвечала, когда я звал?

«Не хотела быть третьей лишней…»

Лишней — в чем?

«В твоем споре с самим собой…»

Разве я спорил? Я… почти дрался.

«Именно… А от чужой драки всегда лучше держаться подальше, верно?…» — лукавая, но немного грустная усмешка, словно подружка сожалеет о том, что драка — чужая.

Верно. Расскажи, кто живет в моем теле?

«Только недолго: здесь, и в самом деле, не жарко, и ты можешь простыть…»

Торжественно обещаю не болеть! Расскажи!

«Хорошо, слушай…» — Мантия переходит на тон, приличествующий бродячим сказителям, а не благородной даме. Повеселить меня хочет, заботливая моя… — «Металл, который называют «лунным серебром», — единственная вещь в мире, обреченная существовать на грани между жизнью и смертью… Проще говоря, имеет собственные разум и волю, но не обладает возможностью свободно их использовать, что, как ты сам можешь догадаться, сказывается на характере не лучшим образом… Подобие жизни «лунное серебро» обретает лишь с помощью чар, но подобие — лишь мутное отражение, а не то, что его отбрасывает в зеркале бытия…»