Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

— Знаю. Иди, погуляй, малышка: я скоро приду.

Ирм — понятливый ребенок, и не заставляет два раза намекать на то, что взрослые хотят посекретничать. Уходит. Нет, убегает, весело шурша тапочками. А Лэни начинает расставлять передо мной принесенный завтрак.

Есть что-то странно уютное в женских руках, занятых домашними делами. Что-то спокойное и уверенное, простое и сложное, загадочное и в то же время, не требующее объяснения. Мне нравится смотреть на смуглые пальцы, бережно касающиеся хрупкого фарфора, на блестящие черные волосы, заплетенные в косу, на слегка потяжелевшую и ставшую еще прекраснее фигуру. Если бы я мог хоть раз согреться в тепле лилового взгляда… Нет, не получится. По крайней мере, не сейчас, когда в ласке волчицы нуждаются те, что еще не могут громогласно заявить о своих желаниях.

— Вы не хотели меня видеть, dou?

— Почему ты так решила?

— Вы смотрите… с сожалением. Я помешала Вашим занятиям?

— Нет. Да и какие занятия? Так, книжку листал.

— Полночи? Должно быть, увлекательное чтение, — Лэни ловко балансирует между ехидством и почтением.

— Кстати, об увлекательности. От кого ждешь приплод?

Понимаю, что вопрос звучит не слишком вежливо, и пытаюсь смягчить впечатление выражением искреннего интереса на лице, но зря стараюсь: моя собеседница не обижается.

— Почему Вы спрашиваете?

— Приступ рассеянности приутих, и я, наконец-то, понял, почему ты проводишь дни в человеческом облике.

— О, так вот, о чем вы читали… — понимающе улыбается волчица. — Да, он был человеком.

— Был? Ты что, его съела?

— Конечно же, нет, хотя… Он такой аппетитный… И большой.

Большой? Аппетитный? Ой-ой-ой. Не хочется думать, но…

— Я его знаю?

Молчание, сопровождающееся потупленным взглядом.

— Лэни, ответь.

— Разве это так важно?

— Лэни.

Не хочу повышать голос, даже в этой игре.

— Право, я бы не хотела…

— Лэни, я жду.

Пауза, завершившаяся невинным:

— Твой знакомый великан.

Меня хватает только на то, чтобы спросить:

— И когда ты успела?

— Долго ли, умеючи?

Волчица смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы, довольная произведенным эффектом.

Все-таки, осуществила неизбывную страсть к улучшению породы. Что ж, могу только похвалить. А для заметания следов наверняка воспользовалась своими излюбленными «духами», которые в соответствующей концентрации быстро и надежно гасят у партнера память о нескольких последних часах жизни. Вспомнить можно, но только в том случае, если случайные любовники встретятся и окажутся в объятиях друг друга вновь. А повторной близости Смотрительница Внешнего Круга Стражи не практикует. Во избежание сложностей и возникновения взаимных претензий.

Растерянно тру лоб, собираясь с мыслями. И когда беглянки возвращаются домой, требую:

— Чур, если в помете будет рыженький, возьму себе!

Лэни растерянно распахивает глаза:

— Зачем, dou?

— Как это, зачем? Мне ведь полагается личный слуга, разве нет? А с такой родословной…

— А почему именно рыженького хотите взять?

— Значит, по второму пункту возражений нет?

Лиловый взгляд обиженно темнеет:

— Вы ожидали отказа? Именно от меня?

Ну вот. Доигрался. Подумать только, как легко мне удается задеть чувства волчицы! Странное умение я приобрел. Или же…

Едва удерживаюсь от желания залепить самому себе подзатыльник. Неужели с каждым днем существования я только тупею? Если собеседник горячо реагирует на каждую мою фразу, неважно, шутливую или серьезную, это означает одно: он открыт. Полностью. И разумом, и сердцем. А в такой ситуации любое неосторожное слово может нанести смертельный удар. Вот и Лэни… Признавая за мной наследственное право призвать на службу оборотня, несказанно огорчилась, когда из нелепой шутки сделала горький вывод: я плохо о ней думаю. На самом деле все совсем не так, но… Только бы не упустить момент!

— Послушай меня внимательно, Смотрительница. И смотри прямо в глаза! Я знаю: ты не откажешь. И никто другой не откажет, если речь идет о правах, принадлежащих мне с рождения. Но еще лучше я знаю, что моя прихоть может обернуться болью. И для меня, и для… моей игрушки. Тем более, если брать ее против воли. Поэтому можешь не волноваться: я не собираюсь заводить слуг. Обойдусь своими силами, как обходился до сих пор. А это… Была всего лишь шутка. Я ясно объяснил?

Волчица, все время монолога старательно выполняющая мой приказ по удержанию взгляда, немного успокоилась: по крайней мере, черты лица вернулись к прежней мягкости. Но я слишком рано радовался, потому что вдохом спустя услышал закономерный вопрос:

— А если вам предложат службу по доброй воле? Вы ее примете?

Неприятный поворот беседы. Не люблю темы про «доброе» и «недоброе». Ненавижу.

— Я подумаю.

В ответ на уступку следует настойчивое повторение:

— Но примете?

Щедро поливаю сливочным соусом тонкий, почти прозрачный блинчик и скатываю в трубочку.

— Видишь ли, милая… Отношения «хозяин-слуга» слишком сложны, чтобы устанавливать их, не подумав хотя бы чуть-чуть. Допускаю, кто-то может сойти с ума настолько, что напросится мне в услужение. И если это произойдет, что ж… Мы будем вместе решать, куда двигаться: назад или вперед.

— Но ведь можно шагнуть и в сторону, — тихо замечает Лэни.

— Можно. Но опять-таки, по обоюдному согласию. Все понятно?

— Вполне.

— Ты больше не обижаешься?

— Разве я обижалась?

— А кто только что дул губы?

Кусаю блинчик. Вкусно, фрэлл подери!

— Я вовсе не…

— Хорошо, забудем. Как ты себя чувствуешь?

Она нежно улыбается.

— Замечательно.

— И славно! Присмотришь за Ирм?

— Конечно, dou, Вы могли и не приказывать.

— Вообще-то, я прошу.

Как ни стараюсь говорить небрежно, но волчица улавливает в моих словах лишнюю сухость и сконфуженно опускает взгляд. Правда, ненадолго:

— Вы собираетесь уйти?

— Почему ты так решила?

— Просите присмотреть… Если бы оставались, лишние надзиратели были бы не нужны.

Ну да, конечно. Проговорился. Теперь придется рассказывать все, как на духу, иначе Лэни начнет собственное «расследование», от которого я схлопочу одни только упреки и неприятности.

— Я хочу встретиться с матерью девочки. Ты не спросишь, зачем?

— Думаю, я знаю.

— Вот как? — Удивленно сдвигаю брови. — Изложи свою версию.

— Вам нужно получить право на byer-rat [12] byer-rat — дословно, «второй родитель». Обычай, по которому можно получить право участвовать в судьбе того, с кем не связан родственными узами. Используется довольно редко, и в силу этого наделяется чрезмерно большим значением, тогда как на деле присвоение звания «второго родителя» означает лишь то, что заботы о здоровье и благополучии ребенка возлагаются на кого-то, кроме отца и матери, которые, в свою очередь, эти самые заботы частично с себя снимают. Но не надо путать byer-rat с усыновлением, поскольку права передаются на ограниченное время для совершения какого-либо действия. В древности «вторым родителем» назначался, например, лекарь, которому поручалось лечение ребенка. В таком случае, во-первых, родители не несут ответственности перед богами за возможную гибель своего отпрыска, а во-вторых, сам лекарь, исполняя роль «отца», с одной стороны, имеет полное право поступать, как подсказывает ему разум, а с другой — обязательно прислушивается к голосу сердца, дабы не навредить. . Я угадала?