Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

Выдержав торжественную паузу, Рогар обратился к своим ученикам с речью примерно следующего содержания:

— Вещи собраны, маршрут ясен, задания получены. Вопросы есть?

Ответом Мастеру было обиженное молчание.

— Тогда можете отправляться, господа. Только не одни, а с провожатым. Вы все его знаете, представлять лишний раз не буду. Теплых чувств к нему не требую, но и вражды не потерплю.

— И зачем он с нами поедет? — Равнодушно спросил Мэтт.

— Для присмотра.

Бэр набрал воздуха в грудь, собираясь сообщить, в каком месте видел это самый «присмотр», и я, чтобы не дать войне разгореться еще до начала настоящих боевых действий, заныл:

— Нет, дяденька, мы о таком не договаривались! Вот если б это три девицы были, я б за ними присмотрел! Уж так хорошо бы присмотрел! Даже не знаю, за какой в особенности. Хотя, из того рыжего получилась бы настоящая милашка…

Ладонь Мастера шлепнула по моему затылку.

— Угомонись! Олухи… Я разве сказал, что ОН будет за вами присматривать?

В трех взглядах появилось недоумение.

— Может, это ВАМ нужно присматривать за ним? Не думали, что и так может быть? — Огорченно покачал головой Рогар.

— Ой, а мне это больше по душе! — Обрадовался я. — Это я люблю!

— Еще бы… Вот что, господа ученики: все, что от вас требуется, добраться целыми и невредимыми до означенного поместья. Но если к концу пути вас станет меньше, чем четверо…

— Пятеро, — поправляю, и поясняю: — Еще же лошадь есть. Имущество казенное, за его порчу отчитываться нужно будет. Так что, пятеро, дяденька, и никак иначе.

— Хорошо, — согласился Мастер. — Пятеро. Можете друг друга от всей души ненавидеть, но запомните: сколько вас стоит здесь, столько должно оказаться и в конце пути. По-хорошему или по-плохому, выбирайте сами. Все понятно?

— Да, учитель… — вяло протянули трое.

— Не слышу!

— Да, учитель!

На сей раз ответ был похож на рык воинов во время парада и содержал больше злости, чем искреннего уважения, и это заставило Рогара усмехнуться.

— Тогда отправляйтесь. А ты… На пару слов.

Проводив взглядом выехавшую со двора трактира телегу, я спросил:

— Что-то еще?

— Что-то, — кивнул Рогар и раскрыл протянутую ладонь. — Все-таки, возьми.

Я взглянул на тускло мерцающий медальон и отрицательно качнул головой:

— Нет, дяденька. Не возьму. У меня есть кое-что получше.

— Только не смей надевать ошейник!

— Почему? — Удивляюсь и совершенно не наигранно.

— Потому! Сам, что ли, не понимаешь?

Я немного подумал и кивнул:

— Понимаю. В таком случае они будут вести себя со мной куда более скованно и церемонно, да и лишнего шага в сторону ступить не дадут. И будут тратить силы и время на меня, а не на свои проблемы. Что ж, дяденька, разумное пожелание. И я его выполню. Но то, что ты пытаешься всучить, все равно не возьму. Есть причины, и к тебе они не имеют никакого отношения. Просто поверь: мне этот Знак не нужен.

— Тебе — да, а всем остальным? Знак Мастера открывает многие двери.

— Ничего, если не получится с главными воротами, проберемся задворками! — Улыбнулся я. — Не переживай, дяденька, все будет.

— Хорошо?

— Да кто ж его знает? Главное, будет! Ну, я побегу, пожалуй, а то и не догоню парней.

— Беги, — разрешил Рогар. — Не знаю, чего дождусь, но почему-то кажется: все идет правильно.

— Подтверждаю! Уж что-что, а правильность я нутром чую!

На этой радостной ноте я все-таки покинул пределы гостеприимного трактира, но едва успел выйти за ограду, как столкнулся с Кианом, угрюмо протянувшим мне сумку и пробормотавшим: «Dan-nah велел передать».

Рассматривать, что прячется в увесистом кожаном чреве, было некогда, и я, повесив лямку на плечо, припустил быстрым шагом по дороге за телегой, успевшей удалиться на порядочное расстояние, потому что Хок, исполнявший обязанности возницы, заставил лошадку изобразить тряскую рысцу, от которой, впрочем, больше пострадали седалища парней, чем мои ноги.

Наверное, найдется под лунами этого мира немало людей и нелюдей, которым странствия «из зимы в лето» и обратно придутся по душе и даже станут любимым развлечением, а мне становится не по себе, когда меняю цветущие яблоневые сады на бурую слякоть ранней весны. Знать, что в нескольких сотнях миль к югу изумрудный ковер травы уже стал почти по-летнему густым, и дышать сыростью растаявших, но не успевших исчезнуть в земле снегов… Обидно.

Нет, в этом клятом ивняке сухих веток отродясь не водилось! Вернусь, как говорится, ни с чем. Правда, от меня и не ждут, что притащу охапку хвороста. Возможно, вообще ничего не ждут…

Телегу я догнал довольно быстро, не успев устать, но, заняв место на соломенной подстилке в окружении мешков с припасами и угрюмых лиц, искренне пожалел, что поторопился: до самой остановки на ночлег тишину сгущающихся сумерек нарушали только поскрипывание колес, да чавканье грязи, в которую ступали копыта везущей нас лошадки.

Причин скоропостижного приступа молчания я не понимал. Не хотят разговаривать со мной? Я не против. Но зачем сидеть, словно воды набрав в рот? Конечно, в ряде Уложений «О речи и прочих действах, связующих или отталкивающих» утверждается, что вести беседу, не принимая в нее кого-то из окружающих вас людей, невежливо и предосудительно. Но делать на основании этого вывод, что лучше молчать всем? Глупо. И если парни на самом деле руководствуются такими мыслями, Рогар совершенно прав: занозы имеются. И похоже, сидят очень глубоко. Вот только откуда и как давно они появились?

Положим, у белобрысого мага есть поводы для странного поведения: в конце концов, человек был на волоске от смерти два раза и с таким небольшим промежутком во времени, что эти разы вполне могли по ощущениям слиться в один. Хотя, вряд ли Мэтт помнит свою схватку с шаддой. Не должен помнить. Неясные образы и слабо ноющие шрамы — вот и все, что осталось от смертельной опасности. Не без моего участия. Моего… Может быть, в этом и кроется причина? Уж второй-то раз, отводя удар магички, я никоим образом не затрагивал чужую память, следовательно… Если парень не дурак и сравнил впечатления, он не мог не заметить в них определенного сходства. Мелких черточек, похожих друг на друга, как две капли воды. Хорошо, пусть так. И в чем же проблема? Что так огорчает Мэтта: сам факт спасения или личность спасителя?

А Бэр? Уж он-то о чем переживает? Хоть мы и были знакомы несколько дней, лучник не показался мне человеком, цепляющимся за обиды и разочарования. А теперь в синем взгляде мелькают тени, которых быть не должно. Что-то случилось? Возможно. Времени было достаточно: лето, осень, зима, весна. Почти целый год на то, чтобы заиметь занозу в сердце.

Хок — вообще разговор особый, но именно в младшем брате Борга я не заметил каких-то особенных перемен, если не считать явного начала взросления. Кстати, самый опасный период жизни: стоит на мгновение ослабить внимание, и вьюнок души может обвиться вокруг совершенно неподходящего плетня. Но относится ли это к рыжику? Нет, не должно относиться: он был в хороших руках, по крайней мере, до середины зимы — под присмотром Матушки. А потом снова вернулся на попечение Мастера. Тогда в чем причина его молчания?